В Бирюк - Гоньба [СИ]

Зимний армяк, две рубахи под ним — несколько гасили удары, сберегая мою кожу. И сами — разлетались в клочья. В какой-то момент меня, худо соображающего, пытающегося выпутать руку из перехваченного у первого «ревнителя пристойности на церковном дворе» кнута, схватили с обеих сторон, стащили…

— Тать! Убивец! Задавил боярича!

Ухватили сзади, раздирая уже порванную на спине в лохмотья одежду. Я рванулся, вырываясь из рук державших меня, они отлетели, кинулся бежать…

Как сказано в учебнике по фехтованию 14 века:

— Если против вас три противника — бегите. В этом нет позора.

О позоре, о чести — я не думал. Некогда. Но — побежал. Тут бы шкуру в целости уберечь.

Увы… Чужие лапти, как коньки на катке, проехались по накатанной заледенелой тропинке к крыльцу храму.

— Эта дорога ведёт к храму? — Дорога-то — да…

Растянулся навзничь, снова получив мощный удар по затылку. Теперь — от ледяной корки на дорожке. И тут же, немедленно, какой-то… «танцор» вспрыгнул сапогами мне на живот. Чисто инстинктивно скрючился, сшиб «балеруна» в сторону, перевернулся на бок. На меня снова насело несколько человек.

— Путы давай! Вяжи душегуба!

Потом они отскочили, по крику одного из этих… «скромно, но со вкусом одетых молодых людей». Который, с явно видимым наслаждением, издавая вопли радости и восторга, принялся бить меня сапогами в живот.

Па-де-де оказалось коротким, после третьего удара я, пусть и со спутанными за спиной руками, сумел развернуться на плече и достать его ногами.

«Балерун» улетел в снег, а толпа снова навалилась на меня. Непрерывно колотя и ругаясь, «славные русские витязи» вбили мне в рот кляп из обрывков моей же одежды, замотали голову остатками армяка и затянули на шее петлю.

Кожаный ремень. Сыромять? Мокрая? Сейчас от тепла моего тела начнёт подсыхать, сжиматься…

Впрочем, моим противникам не было нужды ждать: они затянули петлю так, что дышать я не мог.

Впрочем, дышать я не мог ещё и из-за куска армяка в горле, разодранные нитки которого вызывали неудержимые рвотные позывы.

Идиоты! Я же «Зверь Лютый»! Я же надежда и отрада всего прогрессивного человечества! Я же, мать вашу, владетельный Воевода Всеволжский! Да у меня там войско, казна, требушеты, ушкуи, телеграфы…!

«Там». Не «здесь».

Здесь я — смердятина взбунтовавшаяся. Двуногая разновидность бешеной собаки.

«Встречают — по одежке, провожают — по уму» — русская народная.

Меня будут хорошо провожать. Если сумею дожить до того момента, когда появится случай проявить ум. А если — «нет», то — «нет». Кладбище «для бедных» у них в посаде я сегодня видел.

Поток продолжающихся ударов кулаками и ногами вдруг прекратился, над головой раздались какие-то… спокойные неразборчивые голоса. Особенно неожиданные после яростных воплей моих противников. Меня подняли за вывернутые за спину руки, ударили поддых, врубили по почкам, подхватили и поволокли. Головой вперёд. На разъезжающихся на льду ногах. В развязавшихся онучах. Кто-то из моих носильщиков наступил на один. Чуть ногу мне не оторвал. И — руку.

Тащили меня недалеко. Всего пару раз уронили. Раз — об лёд. Больно. Раз, кажется, в навоз — мягко. Приложили плечом в дерево. Бросили на… на какие-то доски. Попинали чуток ногами. И всё стихло.

Ушибы, удары, честно говоря, в этот момент почти не ощущались — моё внимание полностью занимало иное впечатление.

Я очень хотел дышать.

Страстно.

Всем телом, всей душой.

Всем нутром и сущностью.

Но кляп и кожаная петля на шее — не давали.

Задыхаться, пытаясь блевануть, одновременно ругая себя последними словами за проявленную глупость в форме «чувства собственного достоинства в армяке» — яркое впечатление.

Столько всего понаделать, построить, вытерпеть… и так глупо нарваться «на ровном месте» — на дворе церковном. Вообразить, будучи в крестьянской одежде, себя человеком…

«Человек — это звучит гордо!».

Звучит. Но — недолго. До первого кнута.

В глазах была уже не темнота от намотанных на голову тряпок, а разноцветные пятна и цветные колёса от удушения.

Тут обмотку с моей головы осторожно сняли и, вдруг показавшийся знакомым голос, ласково произнёс:

— Ну здравствуй, шкурка серебряная. Уж не ждал, не гадал, а свиделись.

Я потрясенно пытался вглядеться в склонившееся ко мне лицо. Разглядеть. Сквозь опухшие от побоев веки, сквозь слипшиеся от пота ресницы, сквозь текущие от удушья слёзы.