В Бирюк - Гоньба [СИ]

Коней у каждого — трое. Ни одного надолго оставлять нельзя. Одного выводил, второго, третьего… Снова к первому — уздечку снять… Всё? Поставил в конюшню, овёс хрупают? Теперь потники — на просушку, седла — на подвес, уздечки — на распялку. Да проверь каждую вещь — цела ли, не истрепалась ли? Темно? Не видать? — Каждый ремешок через пальцы пропусти. Замёрзли ручёночки? Чувствительность потеряли? — Суй себе под рубаху или в штаны — отогревай. Ощущение… Ледяным по голому… И — следующий… фрагмент упряжи. Ежели где шов пополз — бери шило, дратву… Твоя забота, никто за тебя править не будет.

Теперь вьюки в дом и можно о себе вспомнить. Где потёрся, побился, приморозился… Промыть, смазать. Шапку, полушубок, намозоливший плечи — скинуть, сапоги, измучившие ноги — весь день в них приподнимался да прижимался — снять. И не заснуть с ложкой в руках, когда к столу позовут. А до того, хорошо бы руки помыть. Чего здесь зимой не принято. С мылом. Чего здесь вообще… А после — зубы почистить. Чего здесь не принято в любую погоду.

И завалиться на полу или на палатях. Развесив мокрые портянки у печки, почёсываясь от насекомых, дурея от ядрёного духа русской избы-полуземлянки, слушая плач больного ребёнка или захлёбывающийся булькающий хрип старухи, будто у неё внутри джакузи на форсаже работает. Кинуть под голову вьюк — подушки не предусмотрены, накрыться полушубком — одеял в «постельном комплекте» нет, ощутить измученным телом тесины полатей — перин не предлагается, забыться сном.

Простыни? Чистые?! — А это что?

Часика через четыре-пять — подъём.

«Ничто так не бодрит с утра, как незамеченный дверной косяк». Взбодрился?

И снова: скисшие щи, подгорелая каша из непромытой гречки, перепаренная безвкусная репа, мокрый, склизкий ломоть чёрного хлеба — хорошо, что без плесени, хорошо, что есть. Конец зимы — с хлебом у крестьян… по-разному. Иной — божится, плачется. Но — врёт. Дай ему в морду. Чисто для душевного удовольствия — каравай от этого на стол не выскочит. У иного… и самому хлеба нет.

Больная, тяжёлая голова от духоты, от угарного газа, сырая, вонючая одежда, узду накинуть и расправить, потник положить и сдвинуть, седло наложить, подпругу затянуть, вьюки навесить… Где в этой торопливой последовательности обязательных действий найти время и силы для ненужной именно сейчас роскоши — чистки зубов? Вы ещё побриться предложите!

Всё? Ничего не забыли? — На конь! Ходу!

Наш проводник сперва посмеивался, глядя на мои мучения. Что я из «вятших» — он знал. Ни бояре, ни холопы их, как он почитал Сухана, такого специфического, «вестового скока», не держат. Не монголы же!

На третий день я втянулся в это… издевательство над моей задницей. «Обдревнемонголился». Тогда он начал, хоть и недоверчиво, но поглядывать с уважением.

Меня спасала моя «беломышнутость». Ну, и общефизическая подготовка. Понятно, что конкретные мышцы у меня развиты недостаточно. Но хоть что-то. А генетически резко сниженная генерация молочной кислоты позволяла держаться долго. Дольше обычного святорусского «вятшего». Да и «рваный» режим сна мне не в новость — я сходно постоянно живу, сплю вообще мало.

Ну и упрямство моё: зубы чистить. Всегда. Руки мыть. Всегда. После подъёма — утром ли, вечером ли такое случилось — ведро колодезной воды на голову. Не просыпаюсь без этого.

Для разминки интеллекта — вспоминаю русские присказки. Например — на букву «о».

«Отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера, обнаружил обливающегося отрока… Отдайся — озолочу! — Отстань — оболью!.. Отрок оборвал отцу Онуфрию отвратительный отросток».

Я — псих? — Да, я псих. Отойди, а то оболью.

Сперва дядя хмыкал, косился. Потом… уважительно. Но разговаривать по-человечески не начал. Только самое необходимое.

Я сам виноват. На четвёртый день он подходит и говорит:

— Тихое лето.

Я несколько… офигел. Я тут только ведро воды из колодца вытащил и на себя обернул. Ощущение… б-р-р… до рыка. Я, обычно, рычать начинаю. Когда такие… сильные впечатления.

Вокруг снег лежит, под ногой ледок похрустывает… А он такое произносит. Со значением. И руку правую к мне тянет…

Может, это какой пароль? Шпионский? Типа:

— Здесь продаётся славянский шкаф?

Мужик моё недоумение уловил, объясняет:

— Прозвание моё такое.

Виноват, не сдержался. Заржал по-лошадиному. Сами прикиньте: вокруг — сугробы в рост, на реке — лёд в аршин. И посреди всего такого скачет себе «Тихое лето». Льдинки из усов выковыривая.