Александр Шалимов - Стена

— Понял, — сказал парень, всхлипывая и размазывая по лицу кровь и сопли.

— Вот и хорошо, — кивнул Борода. — Так расскажи нам, — продолжал он, обращаясь к старику, — расскажи, как все это получилось?

— Я ничего не знаю.

— Быть не может. Что-нибудь да знаешь.

— Нет.

— Не всегда же люди скрывались в пещерах и под развалинами и не могли выходить на солнечный свет?

Старик молча разглядывал пряжки на своих башмаках.

— Ну! Молчать нельзя. Я могу заставить говорить. Это будет гораздо хуже для тебя.

— Я ничего не знаю, клянусь вам.

— А мы поклялись не верить ничьим клятвам, даже своим собственным. Сколько времени ты живешь там внизу, под этими развалинами?

— Как помню себя.

— Сколько же лет ты себя помнишь?

— Не знаю. Много…

— Десять, двадцать, пятьдесят?

Старик молча пожевал тонкими губами: — Меньше, но я не знаю. Я не веду счет годам. Зачем? Время остановилось.

— Это вы остановили его, ты и те другие, кто носил такие же башмаки на меху. Вас давно надо было уничтожить всех, как взбесившихся псов. А вы зарылись в норы и бормочете про остановившееся время.

— Кончай, Борода, — глухо сказал Одноглазый. — Это ни к чему. Дай его мне, и я проверю, сохранились ли какие-нибудь воспоминания в его гнилом мозгу.

— Не надо! — закричал вдруг старик. — Я скажу, что помню. Все. Ничего не утаю. Зачем мне скрывать? Я ни в чем не виноват.

— Все вы твердите «не виноват», — заметил Одноглазый, — выходит, все само получилось.

— Помолчи, — сказал Борода, — послушаем, что он помнит. Только начинай с самого начала, — повернулся он к старику, — и не вздумай нас дурачить. Кое-что нам известно. Наш… этот, ну как его… исследовательский центр действует уже давно.

— Я знаю, — кивнул старик.

— Знаешь?

— Да, там внизу знают о вас. Вы крадете женщин и стариков, мучаете их и убиваете. Вас боятся и ненавидят. Ботс давно предлагал истребить вас.

— Кто такой Ботс?

— Наш президент.

— Ого. Одноглазый, оказывается, у этих крыс внизу есть даже президент.

— Сами вы взбесившиеся крысы! — хрипло закричал старик. — Исчадия ада! Не даете людям умереть спокойно. Наступает конец света, а вы торопите его приближение.

— «Конец света» — дело ваших рук, отец. Ваше поколение отняло у нас солнце, отняло все, чем люди владели. Да, мы ушли в пещеры и подземелья, у нас не оставалось иного выхода. Но мы хотим знать, что произошло, а вы скрываете. Знание должно помочь нам вернуть потерянное. Тогда те, кто доживут, смогут возвратиться в мир света.

— Человечество вышло из мрака и перед своим концом возвратилось во мрак. Все предопределено, и вы ничего не измените.

— Слышишь, Одноглазый, они там внизу даже придумали целую философию, чтобы объяснить и оправдать свое преступление.

— Не трать на него время, Борода. Дай его мне, и я все кончу за несколько минут.

— Нет, это становится занятным. Нам давно не попадался такой разговорчивый гость. Кем ты был раньше, старик?

— Раньше?

— Да. До этого. Когда люди еще не прятались от солнца.

— Раньше… — повторил старик и закрыл глаза. — Нет, не знаю. Какой-то туман тут. — Он коснулся костлявыми пальцами лба. — Это ускользает, но поймаешь его…

Одноглазый резко приподнялся, но Борода остановил его быстрым движением руки.

— Говори, отец, — кивнул он старику, — говори, мы слушаем тебя.

Голос его прозвучал неожиданно мягко. Старик вздрогнул, глянул настороженно и отвел глаза.

— Садись к столу, — продолжал Борода, — а вы, — он повернулся к парням, молчаливо стоящим у двери, — принесите воды и чего-нибудь поесть.

Парни вышли и тотчас вернулись с жестяным жбаном и глиняной миской, в которой лежали куски черного копченого мяса. Старик неуверенно шагнул к столу, сел на край грубо отесанной деревянной скамьи, прикрывая ладонью глаза от желтоватого света тусклой электрической лампы.

— Ешь, — сказал Борода, придвигая миску с черным мясом.

Старик с ужасом отшатнулся.

— Не бойся. Это летучие мыши. Их много в наших подземельях. Мои парни научились ловить их электрическими сетями. Ешь!

— Воды бы… — прошептал старик, глядя на жбан. Борода налил ему воды, и старик пил медленно и долго, судорожно подергивая худым кадыком.

— Хорошая вода, — пробормотал он, отставив наконец глиняную кружку и отирая губы тыльной стороной ладони, — чистая и сладкая.

— Здесь в горах много такой, а у вас разве хуже?

— У нас — гнилая. Течет из-под развалин, а там, говорят, остались трупы.