Мариэтта Шагинян - Лори Лэн, металлист [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XIX]

— Мы должны оцепить и обыскать эту комнату, херр Вестингауз, — вмешался полицейский агент: — через ваш балкон скрылся убийца. Он не мог никуда убежать, кроме вашей комнаты.

— Убийца?

— Мы словили его над трупом министра Пфеффера.

— Ай! — вскрикнул банкир. Он тотчас открыл дверь и зажег электричество: — Моя жена в кровати. Умоляю вас не тревожить ее этим ужасом!

Дубиндус и жандармы деликатно отвернулись от алькова банкирши и прошли прямо к балконной двери. Она была заставлена столом.

— Давно стоит этот стол?

— Мы придвигаем его на ночь…

— Гм! Гм! — Агент прошелся по комнате, заглянул под столы, в шкафы, за портьеры, в ванную, умывальную, уборную, — нигде ни следа! Он отодвинул столик и вышел на балкон. Дождь давно смыл с него всякое пятнышко. Дуб стоял неподвижно. Скала чернела, отполированная ливнем.

Никогда еще Дубиндус не испытывал злости, подобной сегодняшней. Он наклонился с балкона и свистнул. Жандарм откликнулся.

— Преступник здесь, чорт возьми! — решил Дубиндус. — Я вынужден буду оцепить дом. Прошу всех присутствующих оказать правосудию помощь.

— Разумеется! — с полной готовностью ответил банкир, провожая полицию до дверей.

Вернувшись к жене, он оскалился и шепнул:

— Смотрите же, Грэс! Я должен бежать вниз. Пока дом не будет оставлен в покое, прячьте его, как хотите, где хотите. Потом мы его выбросим. Мелина уехала. Он может сойти за Мелину.

С этими словами Вестингауз прокрался в коридор.

Грэс лежала рядом с неподвижным человеком. Она промокла и продрогла. Холод его измокшей одежды, лихорадка, сводившая ему кости, передались и ей. Когда полицейский ходил по комнате, она вложила пальцы в открытый рот незнакомца, чтоб стук его зубов не раздавался из-под одеяла. Он был в беспамятстве.

Между тем ливень умолк, небо очистилось, и начинавшийся рассвет проник в комнату. Серые глаза Грэс только теперь разглядели того, кто лежал с ней рядом. Это был совсем молодой человек, не старше ее, с безволосым овалом, коротким прямым носом и нежной линией рта. Он не имел в себе решительно ничего страшного. Он не был похож на убийцу. Грэс скользнула взглядом по его рукам. Эти руки с запекшейся кровью были исцарапаны и грязны. Но форма ногтей и длина безжизненных пальцев могли бы удовлетворить самый причудливый вкус. Старый банкир ошибся. Несчастный не мог быть ни преступником, ни воришкой. Это, наверное, переодетый принц…

— Принц! принц!.. — Он не открывал глаз.

Она протянула руку и коснулась его лба. Он горел. Она отвела мокрую прядь волос, мягкую, как у новорожденного ребенка, и вдруг ее охватила волна нестерпимой нежности. Ей захотелось поцеловать его в губы. Полузакрыв глаза, она приблизилась к его лицу, поймала его дыхание, вздохнула протяжным вздохом и губами взяла его губы, как делают глупые молодые жеребята со всем съедобным и несъедобным. Лучше бы ей никогда не проделывать этого опыта! Беглец ответил ей на поцелуй. Бессознательным движением он привлек ее к себе и продолжал искать ее губы. Не в силах противиться никогда не испытанной сладости, уже не веря, что это действительность, а не сон, Грэс отвечала на поцелуи, пока что-то сильное и острое не заставило ее почти потерять сознание. В ту же минуту она поняла, что произошло нечто такое, чего у нее никогда не было ни с мужем, ни с любовником (ибо Грэс воображала, что имеет мужа и любовника), — короче сказать, она стала женой неизвестного человека, может быть, убийцы и во всяком случае бродяги, — женой человека, лежавшего в лихорадке и беспамятстве, грязного, чужого, пожалуй, умирающего, с которым она еще не обменялась ни единым словом…

Грэс вскочила, уставившись на него диким взглядом. Он лежал с безжизненно-серым лицом в глубоком, спокойном сне. Вряд ли он даже во сне видел и помнил ее черты. Тогда, с истинно женской логикой, она топнула ножкой и погрозила кулаком, — не по его адресу, а по адресу своего воображаемого любовника, виконта Луи де Монморанси.

Виконт Луи де Монморанси засыпал только к утру. Происходило это потому, что раздевал виконта лакей Поль, массировал виконта лакей Поль, обтирал виконта лакей Поль, закрывать же глаза приходилось самому виконту по той простой причине, что нельзя поручить закрыть себе глаза, поскольку ты еще не покойник.

Операция закрытия глаз требовала от виконта больших нравственных усилий. Он был решительным противником самодеятельности. И в эту ночь, потрудившись в поте лица над смежением своих век, он, наконец, достиг удовлетворительного результата.