Бернар Вербер - Отец наших отцов [litres]

– Что, и у вас есть теория происхождения человека? – не поверила Лукреция.

– А как же! – Инженер гордо вскинул голову. – Ее можно назвать «теорией суперхищничества». Я считаю, что наше место в эволюционной цепочке определяется способом питания. Возьмем травоядных. Они так глупы! Велика наука: щипать неподвижную траву, подбирать не способные защититься плоды! Другое дело – охота на мясо, на сочное красное мясо. Тут нужна хитрость. Изволь научиться прятаться, красться, нападать исподтишка, бегать, драться. Короче, мозг обязан развиться. Посмотрите на обезьян: шимпанзе и бабуины – самые общительные и умные, потому что едят мясо. Знаете ли вы, что для них мясо – род наркотика, оказывающий галлюциногенное воздействие?

Он указал посетителям на кишки и прочие внутренности, подвешенные на крючках, как мотки шерсти.

– Для меня история нашего происхождения выглядит так. Наши первые предки обитали на деревьях, то есть лоботрясничали, лениво срывая плоды, до которых могли дотянуться. Но засуха по причине землетрясения, открывшего разлом, Рифт, принудила их сменить схему питания. За неимением плодов пришлось перейти на трупы. Первые наши плотоядные предки по необходимости пожирали падаль, их очередь наступала после гиен, шакалов и грифов. Но со временем им надоело пробавляться случайной пищей, пришлось начать охотиться на мелкую живность. Охота на мясо сделала нас динамичными, мускулистыми, сильными. Для преследования травоядных – что газелей, что кроликов – надо расходовать много энергии. Развились новые способности: острый глаз, изощренный слух. Чтобы убить подвижное животное, надо понимать его поведение, а значит, предвидеть его реакции. Охота принуждает наблюдать, соображать, предчувствовать. Развивается собственная психология. «Значит, так, молодняк вот этой дичи держится в такой-то период в таком-то месте. Место больных вот тут…» – размышляли, должно быть, наши предки, наблюдая и придумывая ловушки. Я даже думаю, что из необходимости охотиться на непоседливое красное мясо родилась социальная жизнь. Наши далекие предки заметили, что, собираясь в стаи, можно окружать добычу и даже нападать на все более крупных животных.

Люсьен заглянул через плечо Лукреции в ее блокнот, прочел там слова «теория суперхищничества» и, вдохновленный, продолжил:

– Увы, в наше время наблюдается вырождение человеческой породы. На него выразительно указывает возвращение моды на вегетарианство.

– Вы что-то имеете против вегетарианства?

– Живое доказательство того, что вегетарианство влечет упадок биологического вида, – панда, один из редких случаев превращения плотоядного зверя в растительноядную овечку. Полюбуйтесь, она мало-помалу деградировала до символа животных, которым на планете грозит тотальное вымирание. А вы можете сказать что-то в пользу вегетарианства?

– Ничего, кроме того, что когда мне в тарелку впервые швырнули кусок сочившегося кровью мяса, я восприняла это как непристойность, – ответила Лукреция.

– Вспомните, что если бы мы не разводили домашний скот, то уже хватились бы многих видов.

Люсьен Элюан обвел широким жестом механизмы, на глазах ускорявшие разрубку и измельчение плоти.

– Разве вы не горды принадлежностью к людской породе? Мы больше никого не боимся. Перед вами вершина хищничества: завод, ритмично перерабатывающий и убивающий тысячи животных, не имеющих ни малейшей возможности сбежать. Более того, мы совершили наивысший подвиг: обрели способность убивать, не применяя никакого насилия.

Что-то загрохотало. Подбежавший сотрудник прошептал на ухо инженеру несколько слов.

– Прошу меня извинить, – сказал тот и заторопился в «скотскую» зону.

Исидор Каценберг и Лукреция Немрод старались от него не отстать. Источник шума оказался за воротами: сотня демонстрантов в масках животных размахивала плакатами с враждебными лозунгами. Мгновение – и они ворвались на заводской двор. Как заметила Лукреция, среди всевозможных масок было не меньше десятка обезьяньих.

Лоб Люсьена Элюана прорезала недовольная морщина.

– Опять этот ФОА, Фронт освобождения животных… Психи, выпускающие на все четыре стороны кошек, собак, лабораторных кроликов. С некоторых пор они осаждают бойни. В Англии их без колебания сажают в тюрьму за нарушение общественного порядка, но во Франции их не принимают всерьез, все еще считая слегка зарвавшимися экологами. Полагаю, вы как журналисты засвидетельствуете их агрессивность и намерение причинить ущерб частной собственности.