Владислав Чопоров: Проницательный Читатель [СИ]

— Господа, не одним Бертильоном мудра полиция. Хотите дослушать, как я раскрыл это дело?

— Знаете, как по-настоящему зовут жертву преступления? — выкрикнул посыльный, — это беглый каторжник Никодим Пахомыч Мухораков!

— Да, это было бы интересно, если бы у нас не было подозреваемых. Тогда пришлось бы проверить его старые связи, обстоятельства дела, подельщиков. А теперь, когда мы точно знаем, что один из допрошенных лжет, это уже не имеет никакого значения. Кстати, я понял, как выявить преступника. Палкин, поймай-ка пролетку, в автомоторе мы все не поместимся.

И давайте проедем вместе с подозреваемыми в морг.

В покойницкую граф Пупкин вошел один, оставив сопровождающих за дверью. На столе лежало омытое тело покойного Мухоракова, смертельную бледность которого портил черный порез, перечеркнувший горло. Бросив беглый взгляд на рану, ставшую причиной смерти, Василий Ипполитович крикнул в сторону дверей:

— Палкин, зови сюда наших коллег и Отто Ивановича, — когда все вошли, граф обратился к барону, — Значит Вы только убили собаку?

— Совершенно верно, — Ляпкинд бросил взгляд на покойного и поморщился, — ужас какой. Живого человека зарезать — на это современный европеец не способен.

— Ну что же, спасибо Вам за помощь. Если Вы этого не делали, то убийца — Тяпкидзе. Мы Вас сейчас отпустим. Только один последний вопрос. Взгляните на рану. Видно, что наклон удара — снизу вверх. А князь намного выше покойного. Он что же, нужду справлял в тот момент, когда убил соседа?

Признавайтесь, за что Вы убили Мухоракова?

Сперва расслабившийся от обещания отпустить, а потом загипнотизированный голосом Пупкина, барон Ляпкинд не сразу сообразил, что его разоблачили. А когда понял, не счел нужным отмалчиваться.

— Я дважды, возвращаясь из города, видел его собаку на своем участке.

Это не просто так, он тайком к моей жене ходил! А ты, умник, уже больше ни одного дела не раскроешь, — барон схватился за свою трость, но моментально был скручен дюжими городовыми.

Когда его уводили, он вырывался и кричал: «Менты! Волки позорные». Василий Ипполитович только усмехнулся вслед этой ругани из уст пожилого аристократа. А про себя подумал: «Все же повезло нам, что после введения ментоскопирования из двух прозвищ выжило менее обидное. А то кричал бы он сейчас вместо „ментов“ „скопцы“. Ну и какая личная жизнь с таким прозвищем?»