Стивен Бакстер - Рассказы

— Правда? Мы действительно сделали мир лучще, несмотря на твою заносчивую болтовню? — Пока они поднимались, Вэй посмотрел наружу, на марсианский ландшафт, простиравшийся за городом, и на стремительно расширявшийся горизонт. — Вон там. Что ты видишь?

Кендрик повернулся, чтобы посмотреть.

За границами Менделя уже различались стены других кратеров, огромные, но разъеденные, разрезанные вымоинами, змеящимися сухими долинами. Это была Киммерийская Земля, ландшафт и местность столь древние, что озадачили бы даже самого Паньгу. Она была создана в первые дни формирования Солнечной системы, когда юные миры бомбардировали огромные каменные глыбы, некоторые из которых превосходили размерами сами планеты. Это было настоящее избиение. На Земле время загладило эти шрамы, но они остались на Луне и Марсе. И здесь процесс образования кратеров соперничал с масштабными наводнениями, когда гигантские подземные водоносные слои внезапно раскрывались, чтобы высвободить воду, что смывала стены новых кратеров и заполняла дно еще не остывших воронок от столкновения. Следы этого геологического безумия пережили миллиарды лет.

Ничто из этого, подумал Вэй, не имело ничего общего с человечеством. И человечество даже не коснулось этого первородного беспорядка. Но все равно здесь жила красота. Он посмотрел на небольшой кратер, где образовалось поле из дюн: марсианскую пыль изваяли дуновения слабого ветра, и получилась изящная скульптура, вариации полумесяцев. Вэй подумал, что, может, именно в этом и заключалась роль людей. Найти фрагменты красоты в хаосе и насилии. Возможно, такой красоты, как душа Сюэ Лин, что улетала от него в небеса.

Кендрик ничего не сказал. Казалось, сама планета не впечатляла его, он видел в ней лишь сырой материал.

Они промчались сквозь слой облаков, скопище водяных частиц. Теперь этот покров скрывал уродливую землю, и создавалось впечатление, словно Обелиск парил в небесах.

Последние несколько сотен этажей башня сужалась, пришлось сменить лифт на центральную шахту. Теперь они спешили по коридору, населенному только терпеливыми роботами, припавшими к полу цилиндрами, занимавшимися сваркой. Здесь не было ковра, и стены представляли собой голые бетонные панели; сам воздух был разреженным и холодным. В лифтовой шахте им пришлось влезть в скафандры, хранившиеся в специальном отсеке кабины: на верхних уровнях герметичность еще не гарантировали.

Теперь они поднимались в темноте, отделенные от всего мира.

Вэй осторожно сказал:

— Мы даже не говорили, зачем мы здесь.

— Ты имеешь в виду Сюэ Лин. Ни один из нас не удивился, оказавшись в этом положении. Будь честен, Вэй Бинлинь. Ты же знаешь, я никогда не мог…

— Что? Обладать ею?

— Я не об этом, — сердито отрезал Кендрик. — Я знал, что никогда не смогу рассказать ей о том, что чувствую. В основном, потому, что сам себя не понимал. Любил ли я ее? Подозреваю, я не знаю, что такое любовь, — он горько рассмеялся. — Такой имплантат родители мне не установили. Но в этом уродливом месте она была настолько красивой! Знаешь, я никогда бы не причинил ей вреда. Даже своей любовью.

— Я знаю.

Кендрик в упор взглянул на китайца:

— И ты все равно держал ее так близко. Чтобы контролировать меня, да?

Вэй пожал плечами:

— Как только началось строительство Обелиска, я не мог позволить тебе уехать.

— Как я мог уехать? Я преступник, помнишь? Для меня это каторга.

— Я знаю тебя уже давно, Билл Кендрик. Если бы ты захотел уехать, то нашел бы способ.

— Значит, с ее помощью ты приковал меня к этому месту? Но какой ценой, Вэй? Какой ценой?

Лифт постепенно остановился. Двери открылись, обнажив стеклянную стену — все еще незаконченную наблюдательную площадку. Теперь они находились совсем рядом с вершиной башни. Почти десять километров от земли. И горизонт этого маленького мира очерчивался четким изгибом, со слоями атмосферы, заметными отсюда столь же четко, как из открытого космоса. На востоке виднелось коричневатое пятно: возможно, набирала силу пылевая буря.

И здесь, на краю, за стеной из стекла стояла Сюэ Лин. Она знала об их приходе и повернулась. Вэй сразу увидел ее маленькое, испуганное лицо за визором скафандра. Отец вдруг отчетливо осознал, что ей всего тридцать три года, всего лишь тридцать три.

Мужчины побежали к стене, неуклюже шаря по стеклу руками в перчатках. Вэй хлопнул по передатчику на груди, чтобы они могли слышать друг друга.