— Илья, я не спросил. Забыл, наверное. О какой реабилитации вообще речь? — Ит всё еще сидел на стуле рядом со столом и с тревогой смотрел на Илью. — Что в плане?
— О, опомнился, — хмыкнул Илья. — Последствия гипоксии у тебя в плане, по общему состоянию надо пробежаться. Ты же рвался домой, помнишь? Вот теперь будем долечивать то, что ты домой увез. План большой получился, дай бог, если за месяц справимся.
— Я даже не смотрел сам, — признался Ит. — Всё так плохо?
— Ну не так, чтобы совсем плохо, конечно, но поработать придется. Теперь иди, там рыжий уже заждался, небось. И вот еще чего. От еды чтобы не отлынивал! Узнаю, что опять не жрешь, получишь от меня по полной. Ты работать хочешь, а ты вообще думал о том, что пациенты решат, когда тебя рядом увидят? Доктор смерть, блин! Всё, сказал, пошел вон отсюда, — Илья погрозил Иту кулаком. — Доброй ночи.
* * *
На поверку всё получилось гораздо спокойнее, чем предполагал Ит.
Комнату им выделили на том же втором этаже, но в другой части здания — Скрипач позже объяснил, что тут живут сотрудники и, частью, редкие пациенты, которым требуется длительная реабилитация. Именно живут, не лежат. За соблюдением распорядка никто особенно не следил, привязки существовали только к времени процедур, а вот завтраки, обеды, и ужины, например, были в вольном режиме — когда хочешь, тогда и приди в столовую, всегда накормят. В госпитале сейчас находилось много оперирующих бригад и составов, которые работали на отслеживании или дежурили, поэтому столовая работала практически круглые сутки. Даже ночью можно было зайти, выпить чаю или лхуса (рауф в госпитале трудилось множество), и что-то перекусить. Сменившиеся бригады именно так и делали.
Скрипач начал работать — к его большому сожалению не у Ильи, а в одном из дублирующих составов, которым иногда на операциях требовался стажер. И у Скрипача, и у Ита класс был всё еще низким, курс — только-только окончили, да еще и длительный, в несколько месяцев, перерыв, а это значит, что курс придется подтверждать заново. Но даже не смотря на это всё работал Скрипач в охотку. Чаще всего его ставили на операции, идущие в первой половине дня, и сменялся рыжий не раньше пяти, а то и шести часов вечера.
И на эти часы, после процедур и обеда, до возвращения Скрипача Ит оказывался предоставлен самому себе.
Первые три дня он просидел в комнате, но потом сидеть надоело, и он принялся, пока что робко и несмело, исследовать территорию «Полей». Самочувствие понемногу улучшалось, и к концу недели он отважился пройти всю территорию из конца в конец — стало интересно.
Большой участок земли, принадлежавший пансионату, начинался у края леса, от которого его отделяла неширокая дорога, и тянулся до самой реки. За лесом, совсем недалеко, находился небольшой рабочий поселок — как понял Ит, жили в нем раньше люди, работавшие в пансионате, теперь же там располагался лагерь беженцев, и квартировали временные летние жильцы, по большей части женщины. Территория оказалась совершенно заброшенной, видно было, что уже несколько лет никто ею не занимался. Вместо аккуратных газонов поднимался старый и новый бурьян, в котором были протоптаны тропиночки, ведущие в сторону реки; дорожки, некогда аккуратные, ухоженные, тоже заросли травой; деревья и кусты, конечно, никто не стриг и не спиливал — сейчас, в июне, деревья, кажется, интересовали лишь птиц, которые, однако, проявляли завидную осторожность и при появлении непрошенного гостя замолкали и таились.
Само здание пансионата тоже имело вид запущенный и обветшалый, недаром Скрипач говорил, что здесь кирпичи людям на головы падают. Кирпичи или не кирпичи, а здание действительно требовало ухода. Внутри его, конечно, переоборудовали, и весьма неплохо, но вот внешностью госпиталя никто не занимался, и сейчас пансионат отчаянно нуждался в ремонте.
…На пятый день блужданий по территории Ит обнаружил в дальней её части заброшенный бассейн. Точнее, два бассейна, находящихся совсем рядом — взрослый и детский. Взрослый был основательно разорен, облицовочную плитку из него кто-то сумел вытащить всю, подчистую, а вот детский стоял почти нетронутый. Дело в том, что облицован он был мелкой голубоватой смальтой, и отдирать эту смальту, видимо, было занятием неблагодарным. Поэтому бассейн не тронули. Конечно, неглубокая его чаша была сейчас завалена ветками, мусором, обломками бетона — но чаша была цела, и Ит этому обстоятельству почему-то обрадовался, хотя сам вначале не понял, почему именно.
Читать дальше