Иар Эльтеррус - Дар

С детьми сидели по очереди, едва ли не по графику, составленному дотошным Фэбом. Лишь выходные получалось проводить вместе, да еще ту неделю, которую потратили на поездку в Борки, удалось побыть всей семьей. Неделя эта была отпускной, и выгадывали её до этого полтора месяца…

Рыжий с Киром должны были приехать через неделю, и в квартире сейчас было непривычно пусто. Ит, которого Томанов отпустил в шесть, по дороге из института успел заскочить в магазин, прикупить продуктов, плюс — по коробочке монпансье для девчонок. Берта сегодня сидела дома, Ит как раз должен был её сменить, потому что вечером она планировала прогуляться в гости. Фэб обещал вернуться к восьми, день у него был не операционный.

После того памятного признания полуторалетней давности, на даче, их жизнь сильно изменилась.

Во-первых, местные власти, как оказалось, вполне могли давить на официалку, если хотели — и уже через месяц, в конце июля, слежку с семьи полностью сняли. Разумеется, вопрос решался предельно просто. Всё зависело от того, кто требует.

Во-вторых, после отмены слежки в дело вступил Юра, и не он один — и уже в августе они получили не только свои положенные пенсии, но еще и солидную компенсацию. Хватило на всё: и раздать долги, и привести в порядок квартиру перед осенним переездом, и купить для дома в Борках недорогую, но вполне пристойную мебель. Пенсии Скрипач с Итом получали теперь регулярно, а еще через полгода, за месяц до рождения Веры, деньги удалось выбить и для Кира тоже, а это было уже не просто хорошо, а отлично.

В-третьих, после снятия слежки начал работать Фэб, и семья, к тому времени не бедствовавшая, стала зарабатывать едва ли ни больше, чем могла потратить. Решили откладывать — лет за восемнадцать вполне можно собрать на пару хороших квартир для девочек, причем со всей обстановкой. Берта, обсудив этот вопрос с Фэбом, пошла в сберкассу и открыла два накопительных именных счета. Посовещавшись, решили до совершеннолетия девчонкам про эти счета не говорить. Пусть будет сюрприз.

В-четвертых, даже с учетом счетов, они встали в очередь на большой семейный катер «Турист». Когда девчонки станут постарше, на таком катере можно будет путешествовать всей семьей. Очередь была длинная, на четыре года, но поговаривали, что завод вроде бы «гонит план», и есть шанс получить катер уже через пару лет.

— А к тому времени, глядишь, и война кончится, — справедливо говорил Скрипач. — Сейчас немножко не до катера, но потом-то, а? Составить маршрут, и на месяц — в плавание. И можно даже под парусом! Это же замечательно!..

Ему всё не давали покоя ранние считки — моря там было много, очень много, и там были яхты, на которых Скрипач ходил только пассажиром. А тут такой шанс. Обязательно нужно попробовать.

Не смотря на все рабочие загрузки и двух маленьких детей, мороки с которыми было, конечно, преизрядное количество, все они, без исключения, чувствовали себя отлично. Жизнь не просто налаживалась, нет. Она становилась именно такой, какой все хотели её видеть.

Придя домой, Ит обнаружил, что Берта уже покормила девочек, и собиралась в гости. На ней было надето замечательное бледно-сиреневое легкое платье и бежевые туфли-лодочки. На запястье Ит заметил золотой браслетик с аметистом — подарок Скрипача на Новый год.

— Ит, ты с ними погуляешь? — спросила Берта, как только он вошел.

— А как же. Погуляю, — пообещал он.

В прихожую пулей вылетела Даша.

— Пааапа! Ты пришел! Привет!

— Дашуль, я же тебя просила не кричать, — вздохнула Берта. — Иначе…

— К нам придут соседи, — закончила Даша. — Да?

— Да. И съедят папин ужин.

— И Фэбин?

— И Фэбин, — подтвердила Берта. — И мой. И кота.

— Ой… — у Даши глаза стали большими и испуганными. — Я не буду, — произнесла она громким шепотом. — Мама… я не буду…

— Молодец. А где Вера?

— Рисует… — заговорщицким шепотом сообщила девочка.

— Надеюсь, не на обоях? А то что-то больно тихо, — заметила Берта.

— Нет… на листочках…

— Каких листочках?!

Даша побежала в комнату, Берта рванула за ней. Ит ехидно ухмыльнулся и пошел в кухню, перегружать продукты в холодильник. Коробочки с леденцами он положил на стол.

У Веры явно были задатки художницы, с этим соглашались все. Рисовала она постоянно, и на всём подряд. К сожалению, очень часто «рисунки» появлялись на том, на чем им появляться не следовало бы: например, весь коридор уже оклеили снизу листами ватмана, но, к сожалению, эта полумера не спасла ни детскую, ни комнату Берты, поскольку обои Вере были явно интереснее. Как малышка чуть больше года от роду умудрялась добывать мелки и карандаши из закрытых столов и ящиков, не было понятно никому. Ит справедливо полагал, что старшая в этом нелегком деле помогает неуклюжей пока что младшей, но доказательств у него не было. Однако факт оставался фактом — почти везде, где Вера могла достать, красовались разноцветные полосы и зигзаги, которые восхищенный талантом дочери Скрипач строго запретил называть каракулями. К его чести сказать — руки Вере после рисовальных экспериментов он почти всегда отмывал сам. Берта говорила, что младшая дочка — это стопроцентная помесь Скрипача и Кира, с точно таким же юморным и несносным характером. Скрипач возражал, и отвечал, что голова младшенькой явно досталась от матери — Вера, когда ей чего-то хотелась, проявляла просто-таки чудеса изобретательности, вызывавшие неподдельное восхищение даже у видавшего виды Кира.