Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

Но с недавних пор, все изменилось, сначала незаметно, а потом увереннее день ото дня, Умо, самый выделяемый им среди соплеменников за удачливую добычу на охоте — стал вождём. И если ему он раньше отдавал после себя самые сочные куски мяса животных, а также заготовленные женщинами, в периоды тепла и большой воды, сладкие коренья, орехи, горькие листья паслёна и миндаля и цветы чебушника, то теперь он терпеливо ждал подачки.

Теперь, когда он, Гур — стал простым членом племени, которое называли себя — Ури Ал, стучали себя при этом в грудь и скалили клыки, получал покрытые шерстью остатки жилистых ног и редко мягкие хрящи. В последнее время, которое считали по восходам солнца Е-Ра и фазам луны, уже несколько Ра шёл дождь, охота на беспокойного зверя была неудачна. Еду давали не всем, только мужчинам охотникам и жёнам нового вождя, кормившим грудью.

Умо помнил добро, хотя вполне мог бы и убить сонного камнем или дубинкой размозжить голову, так бывало, когда менялись вожди и не всегда справедливо ими становились самые сильные и удачливые охотники. Однако и он не мог — идти против жестоких законов племени, они были установлены тысячи Е-Ра, Лун до них.

Вчера на заходе солнца он показал рукой на него и поднял её вверх, что было — внимание, важно, затем резко провёл ею по горлу, что означало одно, завтра он должен покинуть племя и умереть. Всё племя это видело. Жена и двое его первенцев уже давно ушли в тёмный мир Лати, где племя Леу забрало их. Сыновья и дочери от других жён выросли и давно уже заботятся о себе сами. Предки и жизнь, научили его, не боятся смерти, многих застигла она на охоте, умирали и от болезней, а главное вечного голода и жажды в периоды засухи, или холода, когда наступало время обильных дождей. Страшные наводнения в этой части высоких холмов, гор и лесных долин были редки.

Но хотел он, даже ценой собственной жизни, одному, без племени все равно не выжить, а кто пытался, их обглоданные кости он сам находил, когда добывал с другими, мясо и кровь животных, в ближних окрестностях пещеры, хотел отомстить за Гелу. Её, первую и самую любимую жену, а также двух его малых детей, Большой Леу которого племя знало, как Белое Пятно, убил. Это было так много Лун назад, больше чем пальцев на руках и ногах у пятерых соплеменников.

А Учи, так вообще научился рисовать веточки палочки на стенах пещеры, что хранила от непогоды и хищников, для самого разного счета — сколько мужчин в племени, сколько ртов, сколько восходов светила Е-Ра осталось до начала полнолуния — Лати, подсчёта добычи и других потребностей, коим нет числа в крупном племени.

А оно при нём заметно выросло. Благодаря защитнице пещере, уходившей далеко вглубь горы высотой с несколько самых высоких деревьев, что росли вблизи, они могли спрятаться от самого страшного бога Мола, убивающего огромными голубыми копьями с неба. Он мог убить и самого крупного чёрного зверя толстого с громадным рогом на голове, такого он однажды видел сам, тот нёсся, сметая все на своём пути, только трещали кусты аира и испуганно шарахались во все стороны другие животные.

Потом сам, неумело нарисовал его на стенке пещеры, где Учи, рисовал свои палочки и бегущих антилоп. В пещере можно было спрятаться от кочующих по долинам и холмам беспощадных больших свор гиен с огромными передними резцами, которых побаивались даже Леу.

Огнём защищались от больших бурых зверей, которые не боялись, будучи от природы любопытными, наведываться в пещеру, занятую его племенем. Другие длинноногие и длинномордые с широкими лапами и длинноносые с загнутыми назад иглами длиной в локоть человека их не трогали, сами первыми не нападали, обходили стороной.

Не таков был хитрый Леу Белое Пятно, что убил его молодую, полногрудую избранницу с детьми, он подкараулил их на тропе, ведущей к небольшому озерцу, куда и люди и животные ходили на водопой, нападать на группу охотников или большую группу женщин Леу и другие особи его прайда боялись. Гур стучал в грудь за Гелу, все племя слышало тогда эти глухие удары боли и отчаяния.

Теперь его уже бывшего вождя предводителя, изгоняли из племени, и провожали его взгляды тех, кого он считал родичами, смотрели, кто с пониманием и переживанием, кто равнодушно, а кто-то и с ненавистью, за то, что когда-то обидел, отнял женщину или жирный кусок.

Для тех, кто не знал, уже полсотни тысяч лет после того, в германских племенах стариков и больных, что не могли себя прокормить, бросали в пропасть, избавляясь от «лишних» ртов. А в православной Руси ещё кое-где в глухих деревнях и сёлах, в самом начале ХХ века, их просто отводили в дальний лес, где те — зимой замерзали, а летом умирали с голоду, чему немало подтверждений, в донесениях жандармских чинов Российской империи. Хуже того, в неурожайные годы и того хуже …, но не будем об этом, я к тому, что часто слышу от всяких экзальтированных особ — Серебряный век, ах, Серебряный век! Да золотым он был ещё при Македонском, Цезаре и прочие, но не для всех…