Владимир Лизичев - Москва — Маньпупунёр. Том II

Сегодня шёл уже четвёртый день кропотливого сыщитского труда. Уже были, какие никакие результаты, им повезло в первый же день. Уборщица таджичка хотела выбросить в ведре на мусорку, кучу каких-то бумаг на иностранном (для сведения, это была Инструкция по эксплуатации кондиционера «Катана»), из кабинета директора, где теперь столоначальничал этот буржуй с фигурой ребёнка, за которого его все поначалу и приняли и красным лицом взрослого мужчины. Приобщили. Все материалы хранились у Лёнчика дома в папке на антресолях.

Завели, как положено «Журнал наблюдениев», ясно же пригодится жареный кефир. Столь ценный материал дополнили несколько снимков издали с приезжавшими гостями Арсата. Их было полно, туда-сюда сновали машины легковые и гружёные фуры, с красочной рекламой на бортах и без, строители, ремонтники, доставщики воды и пиццы, менеджеры и симпотные бабы, но интерес вызвали пока лишь трое посетителей.

Первым был клерк из Trevel Logistics, что прибыл на авто с надписью. Вообще-то он интересовался совершенно безобидным вопросом. Что дальше делать с грузом, прибывшим из Marrakesh (Марокко) на имя господина Николозовича (видимо принял отчество за фамилию). Его привезли на склад в пяти километрах от МКАД, что отдельно было прописано в контракте (нарочным известить о прибытии груза). Само собой, ни Иван, ни Ленчик — не ведали о цели визита, ни тем более о Маракешах, но надпись! Кстати груз был скоропортящийся — апельсины в бочках. Отправитель — «Bratia Karamazovi».

Второй появился с большим ящиком и долго чего-то там, в кабинете устанавливал и налаживал, какую-то аппаратуру, как бы даже не шпионскую (это специалист ставил роутер и маршрутизатор), отчего даже пару раз моргал свет и выключался маленький переносной телевизор у бабы Шуры. Иван, на следующий день после того, прибыл лично доложить Сидоруку о готовности бани к приёму очередной оравы важных фирмачей, а по виду так — шантрапа дешёвая. Сам видел над дверью кабинета светлую такую, небольшую коробочку с усиками антенн, а по ней бегали зелёные огоньки. Арсата в тот момент в конторе не было, куда-то уехал на сидорукамобиле. Вот так значит, а невдалеке, за дорогой какой-то важный объект у военных, поговаривали, там склад каких-то радио- фото- головок. Не дай бог рванёт.

Последним, был хорошо одетый господин, видать из тузов, доставивший ту самую сумку (клерк с деньгами из банка, о чем наблюдатели ни сном, ни духом не ведали) ещё в пятницу. Подозрение вызвал тот факт (это удалось разглядеть через неплотно задвинутые шторы на окне), что с его появлением из кабинета удалили трёх других, а дверь сам Арсат запер изнутри. В субботу сумка опять всплыла.

«И ещё пометь, пометь Ленчик, кому говорю, что в кабинете финансистки, отсюда плохо видно, было апосля, замечено какое-то подозрительное сборище. А занавеска там, тоже наполовину задёрнута». «Пошли, поищем на этаже другой пункт наблюдения. Да номер гостиничный, я имел в виду. Понял, что говорю».

Ваньша выпрямился, почесал то место на спине, где кожаная крышка от окуляров бинокля, намертво пришитая к ремню, упиралась прямо в косточку, ети её! Чуть выше висевшего почти на яйцеобразном пузе, представителя творческого сословия (как он любил говорить — Баня это не работа, это Поэзия!) штатного войскового средства наблюдения, в майке зияла приличных размеров дырка. То жена, то Светка не единожды предлагали выбросить на помойку, эту порванную деталь Иванова имиджа с большой буквой «Д» (подозреваю, что это динамовская фирменная) на краю, но тот не давал ни в какую. Говорил непонятно, но веско — «Пусть третья чакра дышит!». Хотя, если признаться едва ли Ваня знал истинный смысл этого слова.

С другой стороны это был вызов воцарившемуся капитализму, и в ответ на замечание начальника службы учёта персонала, кадровика значит, отвечал с пролетарским достоинством — «Не дождётесь!».

Таким образом, влекомые высоким чувством борьбы с социальной несправедливостью корешки отправились искать более подходящее для продолжения наблюдениев место. Благо, таких уголков было немало.

По дороге их встретила страшная вонь, поскольку вода в корпус не подавалась с незапамятных времён, а пользоваться туалетными комнатами сюда приходили изредка те, у кого в других зданиях и корпусах, подачу воды отключали временно, но часто. Что делать с этим безобразием руководство не знало. Может быть, и забили бы двери настежь накрест, дескать, проходи мимо, все ушли на фронт капиталистических работ, но опасались бунта, свирепого и ужасного, а что если снесут замок с двери начальствующего сортира, из трёх кабин на третьем этаже. И потому крепло и копилось это материальное выражение возмущения тружеников, да и труженицы тоже захаживали.