Ричард Мэтисон - Я – легенда

– Боже мой! – пробормотал Скотт. – Нет, лучше так не делать.

Через минуту он поднялся и, ковыляя, направился к следующему проему, волоча за собой нитку. Забросив нитку на очередную перекладину, Скотт осторожно снял булавку-копье, чтобы, перекинув его, прыгать без лишнего веса. «Надо постараться приземлиться на здоровую ногу», – подумал он.

Брошенное копье просвистело через проем и воткнулось в оранжевую древесину, но тяжелая головка булавки, по инерции пролетев дальше, вывернула ее острие. И Скотт увидел, как драгоценное оружие катится по склону перекладины.

«Оно сейчас свалится!»

Сломя голову Скотт разбежался и прыгнул… И конечно, основная тяжесть опять пришлась на поврежденную ногу. Лицо его сморщилось от боли, но он не остановился: булавка-копье, набирая скорость, катилось к следующему проему. Теряя сандалии, Скотт бросился за ним, не обратив внимания на то, что в босую ступню впилась заноза. Он летел, стараясь догнать булавку. Не раздумывая, нырнул за ней, когда она уже переваливалась через край перекладины. Колено взорвалось болью. Скотт едва не сорвался вниз, а булавка уже падала. Соскальзывая острием вниз, она вонзилась в другую перекладину. Ее головка застыла перед растянувшимся Скоттом. Хватая ртом воздух, он вытащил ее, воткнул в дерево рядом с собой, как в песок, и, поджав ногу и стиснув от боли зубы, вытащил из огрубевшей желтой кожи ступни большую, как щепка, занозу. Из ранки выступила кровь. Скотт со злостью выдавил несколько капель. «Я не буду бояться, я никогда больше не буду бояться, – твердил он себе. – Решено».

Он хотел растереть колено, но, охнув, отдернул руку. Оказалось, что она была разодрана при падении. Скотт тяжело вздохнул и вдруг почувствовал, что теплые струйки воды бегут по его груди, по складкам живота.

Губка! Упав, он сдавил ее.

«Ерунда, – закрыв глаза, подумал Скотт. – Все нормально».

Оторванной от края халата тряпицей он забинтовал руку. «Ну вот, теперь лучше. – Скотт удовлетворенно кивнул и, кусая губы от боли, решительно растер колено. – Вот так-то лучше, много лучше».

Осторожно, прихрамывая, Скотт подошел к сандалии, надел ее и завязал еще несколько узлов, чтобы она больше не сваливалась. Потом вернулся к нитке, лежащей кольцами, и отнес ее к краю перекладины. На этот раз он привязал копье к ней: теперь, когда он бросит копье, оно уже не покатится вниз. И к тому же не надо будет специально перебрасывать нитку.

Все вышло, как он задумал. Он перепрыгнул вслед за копьем, приземлился на здоровую ногу и подтянул крюк за нитку. Да, так гораздо лучше. Всего и надо-то было – чуть-чуть подумать. И таким образом Скотт перебрался через все сиденье к спинке.

Присев отдохнуть, он посмотрел на ее почти отвесную стену и увидел торчащие высоко над собой крокетные воротца: «Они тоже могут пригодиться».

Отдышавшись, Скотт выдавил в рот несколько капель воды из губки и встал, готовясь к следующему этапу восхождения – к подлокотнику верхнего кресла.

Задача несложная. Спинка из трех широких досок скрепляется тремя перекладинами. Надо забросить крюк на первую, подняться по нитке, забросить на вторую, потом на третью…

Скотт начал забрасывать крюк. Четвертая попытка оказалась удачной, и, закинув копье на спину, он полез.

Час спустя, уже на верхней перекладине, Скотт обнаружил, что крюк почти разогнулся, и все-таки забросил его на подлокотник кресла, поставленного вверх ногами. Забравшись вверх по нитке, он почти заполз на него. «Боже, как я устал», – думал он, перекатываясь от края и тяжело дыша.

Скотт взглянул на проделанный путь и вспомнил, что когда-то все это пространство могло полностью закрыть его, Скотта, а сам он с легкостью переносил кресло с места на место. Скотт перевернулся вверх лицом. Усталость, по крайней мере, прогоняет мысли – о пауке, о прошлом, о тысяче других бесполезных вещей.

Скотт поднялся на дрожащих ногах и огляделся. Вероятно, он какое-то время проспал… Провалился в сон, как в черную бездну. Закинув копье на спину и подняв крюк, двинулся по длинной оранжевой плоскости подлокотника, волоча за собой извивающуюся, как ленивая змея, нитку.

Да, кстати о пауке. Странно, но с самого утра Скотт не видел знаков его присутствия, тогда как обычно мерзкая тварь день и ночь крутилась где-то рядом.

Может, он сдох?

Чувство ликования на миг охватило Скотта: может, паук каким-то образом был убит? Однако восторг быстро улетучился: Скотт не мог поверить, что эта тварь мертва. Нет, паук бессмертен, ибо это не просто паук: это неизведанный страх мира, превратившийся в извивающийся, шевелящий ядовитыми челюстями кошмар; это ужасное, черное как ночь создание вселяло в Скотта неуверенность, беспокойство, страх.