Я уверен: те не боялись клинков и стрел. Щупальцекрылым и клювохоботным, или какие они там, дружкам оккультиста не были бы страшны и АВ-боеголовки. (Если их по заказу Доули создала Сфера, то именно такими.) Но — опаснее ракетных атак, на Владык нёсся ошеломляющий вихрь девичьего неистовства, боевого азарта, безумного мужества и сокрушительной ненависти. Они существовали в области чувственной… палящая лавина чувств одна и была для них страшна!
…А-а, вот он, момент истины! Никакие они не щупальце-клюво-крылые на слоновьих ногах; воскресший и наверняка излеченный от своих психозов маэстро Лавкрафт может отдыхать в родном Провиденсе, штат Род-Айленд. Владыки столь реалистично выдуманы мистером Доули, что просто не могут иметь облик уродов, противный всем законам биологии. Вольн обыло фантастам множить эти нелепицы! Соблазнительный шок, прелесть безобразия, — вот суть творений лондонца. Пусть сам он, по традиции оккультистов своего времени, разглагольствовал о Сетхе, Тифоне [100] Т и ф о н — в греческой мифологии чудовищный многоголовый получеловек-полузмей, отец ужасных существ: адского пса Цербера, Химеры, Гидры. Иногда отождествлялся с Сетхом.
или трёхглавой Гекате [101] Г е к а т а — у древних эллинов богиня мрака, ночных видений и чародейства.
, — это были только словесные штампы, клише, принятые в интеллектуальных салонах. В Тёмных Богах, отвечающих логике своего предназначения — завораживать по-удавьи, — каждый человек увидит иное. В соответствии со своей верой, с личным представлением о манящем ужасе. А скорее, не увидит ничего конкретного. Будет, как мы вот сейчас, бороться с моральным удушьем…
Силой патологических желаний призвал бесов Доули; чистота и ясность наших душ дадут единственно возможный отпор. По Месе, главной улице Константинополя, в свете сотен свечей и факелов шествуют священники и монахи; впереди — икона Богоматери, далее колышутся хоругви; по сторонам — миряне. В их числе, скромно смешавшись с иными, голову покрыв мафорием, идёт Зоя. Руки её сложены перед грудью, губы молитвенно шепчут. Слышу нестройное, но дружное пение иноков. Можно лишь представить себе, какую волну воздвигает это смиренное шествие навстречу беснующимся Владыкам…
Гулкий цокот, металлический звон. Сбоку обойдя процессию, выходит на Амастрианский Форум тяжёлая рыцарская конница. Латники рангом пониже с факелами окружают своих сеньоров. Рыже-алые блики расплёскиваются по мостовой. Впереди всех — желтобородый с двухвостым знаменем. Это не бешеный наскок амазонок, — неведомо куда, незнамо на кого, — а нечто совсем иное. Суровый, основательный фанатизм. Построив в линию коней и сойдя с них, франки обнажают головы. Шлемы положены наземь. Затем, с дружным скрежетом достав из ножен мечи, воины целуют кресты рукоятей — и, панцирными перчатками держась за клинки, вздымают крестовины к бархатному ромейскому небу. Оружие и священный символ, который — тоже оружие. Бесам и не приблизиться…
Вот и Ангкор наплывает, отстраняя все прочие виды. Тан Кхим Тай и друзья его, мужчины в цветных рубахах и джинсах, девушки в лёгких платьях — вплотную у стены рельефов Байона, отполированных миллионами ладоней паломников. Лоснясь под лучом прожектора, сплелись узором в несколько человеческих ростов царские копьеносцы, слоны с задранными хоботами… Кхмеры держат сложенные ладони у груди, склонены их головы, глаза прикрыты. Кому молятся? Да важно ли?… За ними тысячелетняя мощь духа-созидателя, воплощённая в камне; поди-ка, Доули, расшиби такую преграду, вместе со всеми твоими жалкими сексуально-садистскими фантазиями!..
…Больше нет расстояний между материками и эпохами, языковых и иных барьеров. Теперь мы все движемся рядом, смешиваясь — и взглядом, улыбкой, бодрящим жестом руки даря бесстрашие друг другу: стальные рыцари на закованных в латы конях и безоружные монахи, малорослые кхмеры, в своей хрупкости непохожие на взрослых людей, и мои высокие, холёные друзья-киевляне; галдящие греки из Левкиева полиса, готовые гнать незримого врага палками, пастушьими кнутами, а то и прихваченными из дому кухонными ножами… Люди едва уворачиваются от чёрных молний — сарматок; лишь они, не общаясь ни с кем, скачут вперёд на своих приземистых коньках…
Абсолют ведает, где мы: рассвет! Кругом пустыня, голая, чуть бугристая; за нами угадываются дальние пологие горы, впереди — близящееся, в полнеба, хмурое полыхание.
Читать дальше