Валентин Франчич: Безумный лама

— Опять эта… кровь. Даже смеяться нельзя…

Когда чахоточный успокоился, доктор спросил:

— Что же, однако, заставило вас пригласить меня?

— Сейчас мы поговорим об этом. Дело вот в чем…

Инженер пристально взглянул на Одинцова, словно стараясь разобраться в том, что он за человек, и неожиданно закончил:

— Хотите быть обладателем одной тайны?

— Одной тайны? Зачем?

— Сейчас узнаете. В одном месте земного шара — о нем узнаете из бумаги, которую получите от меня — спрятан документ огромной ценности. Его нужно взять и доставить в министерство военных дел — вот и все.

— Но почему вы обратились ко мне?

— У меня никого нет, кроме экономки.

— Что же это за бумага, которой вы придаете такое значение, и почему она не с вами, а где-то в другом месте, — спросил Одинцов, чувствуя, что у него начинает кружиться голова от всей этой загадочной истории.

— Это… маленькое изобретение. Изобретение, за которое любое иностранное министерство заплатит вам несколько миллионов. Почему оно не со мной? Два года тому назад, когда я совершал мое кругосветное путешествие, я спрятал чертежи в месте, о котором узнаете после, испугавшись за человечество.

— Это похоже на сказку, — слабо улыбнулся доктор.

— Итак, соглашайтесь, — решительно сказал больной, — и вы в короткое время богаты. На предварительные расходы я вам дам… десять, двадцать тысяч — сколько понадобится. Ну? — полувопросительно взглянул на него инженер.

— Я согласен.

— Теперь несколько слов о моем изобретении. Это — телеграф смерти. Вас удивляет определение, но это так. Мой аппарат обладает свойством посылать в пространство особые лучи, которые, проникая в предметы различной плотности, уничтожают только живые организмы. Лучи эти могут посылаться на любое расстояние; достигнув цели, они перекрещиваются, образуя сеть, в которой все захваченное ею гибнет. Вот и все.

В тот же вечер доктор Одинцов получил от Пальцева полномочия, бумагу с указанием места, где находятся чертежи, и чек на двадцать тысяч.

На другой день инженер скончался.

В то время, к которому относится мой рассказ, земля представляла в высшей степени любопытное зрелище. Она была изрезана воздушными дорогами, на которых установилось правильное движение пассажирских аэропланов. Днем и ночью по воздушным трактам мчались огромные, переполненные пассажирами «ковры-самолеты», путь которых ночью намечался яркими маяками-башнями, стоявшими на известном расстоянии один от другого. Местом же спуска в городах являлись особые обширные платформы, которые были воздвигнуты над домами и отправляли функции обыкновенных железнодорожных вокзалов. На этих платформах вы могли купить билеты до любого пункта земного шара. Быстрота, удобство и красота воздушного передвижения давно вытеснили поезда железных дорог, которые продолжали функционировать, обслуживая только беднейшие классы населения и перевозя большие грузы. Человеческий гений к тому времени был на высоте технического совершенства и города земли казались воплощением фантастических сказок, когда-либо пришедших в голову поэта-утописта. Но совершенство техники нисколько не оздоровило и не улучшило само человечество — и чем выше, чем многограннее и утонченнее становилась культура, тем хилее, болезненнее становилось само человечество.

Правда, медицина стояла тогда очень высоко, но она только поддерживала жизнеспособность человечества, а не возрождала его, и физиономии «носителей знания», «царей природы» все резче, все рельефнее отражали признаки глубокого и безнадежного вырождения.

Поздно ночью, вернувшись от инженера домой, Одинцов прошел в свой кабинет и, открыв электричество, сел за письменный стол. Перед ним лежал большой синий конверт с бумагой, в которой указывалось местонахождение чертежей. Но Одинцов не спешил вскрывать его. Он был погружен в мысли и отчетливо видел серое землистое лицо Пальцева, слышал его слова:

«Итак, соглашайтесь — и вы в короткое время богаты…»

— Да… богатство… — Одинцов вздохнул и на мгновенье подумал, не сон ли все случившееся с ним. Но чек в один из крупнейших банков, конверт и доверенность самым убедительным образом рассеяли его сомнения. Он закурил папиросу и вскрыл конверт.

В нем оказалась бумага с подробным описанием места, карта и вырванный листок дневника. На листке стояла дата: «Марта 12-го дня, 2114 года. Вальпарайзо».

«Не знаю, — писал Пальцев, — почему, но внезапно у меня явилась фантазия избавиться от моего изобретения. Может быть, боязнь за человечество, которому оно угрожает неисчислимыми бедами? Едва ли. Я никогда не был гуманистом, никогда не переоценивал человечества XXII века. Наоборот, я даже рад был бы, если бы какая-нибудь стихийная катастрофа уничтожила и людей, и культуру — это сатанинское наследие человеческой истории. Я ненавижу себя за то, что я человек, маленький, хилый, хитрый и очень умный человек. И все же что-то заставило меня избавиться от результата многих бессонных ночей и колоссальной работы мысли. Я думал сперва совсем уничтожить чертежи, цифровые вычисления и химические формулы; однако, помешала естественная гордость изобретателя, и я решил спрятать их в каком-нибудь месте. Сегодня утром, выпив чашку кофе в моем отеле, я нанял автомобиль и приказал шоферу ехать за город. Около часа ехали мы по шоссе, по обеим сторонам которого тянулись темно-зеленые рощи пальм. И вот, наконец, я нашел подходящее место. По левую сторону шоссе пальмовая роща разделялась большой поляной, сплошь усеянной гигантскими обломками скал, свидетелями былых геологических переворотов. Я приказал шоферу остановиться, сказав, что хочу осмотреть это живописное место, и, выйдя из автомобиля, углубился в своеобразный гранитный лес. Когда я был уже довольно далеко от шоссе и убедился, что меня из-за обломков совершенно не видно, — я осмотрелся. Это была миниатюрная долина, замкнутая в скалах различной формы и величины. У подножия одной из них я вырыл глубокую ямку, положил в нее металлическую капсюлю с бумагами и снова заполнил ямку землей, притоптав ее ногами. Погребение совершилось. Признаюсь, мне стало грустно, словно я похоронил близкого и дорогого мне человека. Когда я садился в автомобиль, шофер с удивлением посмотрел на меня, но я коротко и сухо приказал ему ехать обратно в Вальпарайзо»…