Сергей Рублёв - Начало тьмы

…Он плавно колыхался в невидимой водяной толще, периодически выплескиваясь на поверхность к такому же невидимому небу. В ушах звенел все тот же знакомый занудный хор — словно стая мух облепила шлем и враз работала своими перепончатокрылышками. Тьма приобретала голубоватый оттенок — зуд в ушах проваливался в низы, превращаясь в органный рев, подчиняющий себе все вокруг — и его, Ило, в том числе. Звук и свет — две могучие стихии, властвовавшие в этом вовсе не черном мраке. Он различил небо — унылую серо-голубую пустыню без звезд, с белесыми полосами облаков. Шлем, наполненный воздухом, поплавком возвышался над мерно качаемой поверхностью — вода временами перекатывала через него… Тело человека покоилось в волнах, безучастно качающих его, как качали бы любую щепку. Но внешнее спокойствие обманывало — и в теле, и в пространстве вокруг бушевала невидимая буря отражений. Контакт, привычный, но впервые совершаемый без насилия с любой стороны. Он завершился полным слиянием одушевленной материи тела и материальной душой «полностью управляемого вещества», так удачно обозванного кем-то когда-то… Сам Отари имел к этому не большее касательство, чем к процессу пищеварения или кровообращения в своем организме. Он мог только смиряться с неизбежным — на какое-то, ему отпущенное время. И вот, наконец-то…

…Синий комок огня, опутанный протуберанцами, вспухал на горизонте уже другого — настоящего! — мира. Мира, в котором восход встречал новый мрогвин.

…Сумеречное светило просквозило океан, казалось, до самого дна — Отари висел среди прозрачно-синего сияния. Раскаленное серебро поверхности колыхалось над ним, изредка ощетиниваясь блестящими иглами водоворотов; он видел на многие километры… Громадный даже издали зеркально отсвечивающий кокон приближался, становясь отчетливее — человек узнавал скрученные, медленно колыхавшиеся смерчи, окружавшие базу хрустальной скорлупой. И даже на этом расстоянии ощущал присутствие в себе некоего смутного отвращения. Естество мрогвина инстинктивно противилось сближению — с этим… С тем, для чего нет даже названия. Мрогвин-химера, до сих пор живущий в хрустальном яйце, как оживший мертвец в склепе… Для того, чтобы освободить принцессу, нужно убить дракона. Но есть ли еще кого освобождать? «Есть, есть!» — с исступленной решимостью, призванной заглушить трезвый расчет, повторял себе Отари. К черту трезвость, если она мешает жизни!

…Знакомая дурнота дала о себе знать внезапным затмением, усиленным приступом боли — тоже знакомой… Все это время она копилась неприметным осадком, а теперь, взбаламутившись, покрыла все черной пеленой. На неизвестно какое время Отари исчез…

…База и в самом деле была золотой. Грузное основание отливало старой бронзой, но большую часть титанической трехсотметровой туши обливал густой золотой свет; выступы и антенны горели жарким огнем — вся махина купалась в расплавленном золоте… Золотая башня сияла царственным блеском! Неведомо как, неведомо каким путем, но Отари Ило видел это так ясно, как никогда и ничего в своей жизни не видел — словно от всего тела у него остались одни глаза… И он впитывал это зрелище бездумно и жадно — уже и не помня, для чего, превратив его в золотого идола, которому поклонялся. Последнее сооружение людей на Плоне… Впоследствии он так и не смог понять, что за штуку сыграло с ним зрение — или, может быть, он в первый и единственный раз увидел все по настоящему? И база оказалась золотой…

…Он кружил вокруг золотого идола в хороводе ритуального пляса — единственной защиты от него, гнусавый монотонный хор звучал гимном и мольбой… Мелькали блики изломанного солнца, а он все кружил, неустанно, как заведенный, и тянул эту единственную ноту. Сознание превратилось в крохотный, едва тлеющий уголек — ни черта он не освещал, а тьма периодически гасила его — но он, упрямец, разгорался вновь… Движение замедлялось, напев растворялся в низком дрожащем гуле — он смутно осознавал, что это означает… И инстинктивно сопротивлялся, потому что с каждым воротом то страшное, что было заключено внутри магического круга, оказывалось все ближе. Он брыкался, как телок на аркане, но неумолимая сила тащила его — и он с ужасом понимал, что сила эта — в нем самом. Он сам хотел туда… Зачем? В затемненном сознании на миг приоткрылась щелка света и тут же захлопнулась — желание не нуждалось в оправдании, оно было, и все тут. Золотой удав медленно заглатывал его — и хоть бы зажмуриться перед его сияющей глоткой…