Дева Давиат! Он спрятал в траве пылающее от стыда лицо. Ему хотелось превратиться в букашку и опрометью умчаться в эту траву. Ему хотелось умереть. Такое он говорил себе вслух — и Вил слушал!
— Ты б не о них, а обо мне лучше подумал, Энт. Опять ведь молчал! И вдруг за меня уцепился, два шага прошёл и упал. И лежишь, как мёртвый. На затылке шишка с кулак, всюду кровь… я кучу волос тебе выдрал, пока промывал. Рубаху с тебя снял, так чуть сам в обморок не свалился. А ты шёл! И ещё выдумал глупости! — Вил сердито фыркнул. — Жертвы, долги… Это я-то жертву принёс? Смех!
— Но ты это сделал, — прошептал Энтис в траву.
— Что я сделал? Я лежал в кустах и дышать боялся. А потом — Дар проснулся, и я сам не заметил, как прыгнул. Какие, в трясины, жертвы?!
— Твой Дар… — Энтис поднялся на колени, пересилив стыд. — Всё из-за меня. Я должен был драться. Я справился бы один, если бы попробовал. А я… словно стал совсем слабым… от страха. — Каждое слово обжигало рот. Он заставил себя смотреть на друга и не отводить глаз. — Вина уходит с искуплением, но когда её так много… — он горестно вздохнул. — Я просто не знаю, какая тут нужна плата. Но я готов.
— Готов к чему? — Вил озадаченно нахмурился. — Плата? За то, что шёл? Да тебе же больно было, не мне! И без сознания ты лежал, весь в синяках и с разбитой головой! И ещё, по-моему, два ребра у тебя сломаны… А из гордости плюнуть на боль и идти — оно ведь когда глупо, а когда и наоборот. Прятать боль, улыбаться, если хочется плакать… это вроде одежды. Чтоб защищать от колючек, холода, грязи. Мама говорила: у людей хрупкие сердца, не оденешь в броню — будут разбиваться, как стекло. Поэтому надо носить маску — пусть думают, будто она и есть твоё настоящее лицо. Тогда если ударят, по маске и попадут, а тебя не поранят. Тоже чуточку обман, но без него нельзя. Как без одежды.
Он смущённо покусал губы.
— Когда ты упал, я сказал… много чего. Извини. Просто я здорово испугался. Ты не дышишь, голова в крови… — он отвёл глаза. — Я разозлился. Друг, а тут ему больно, и мне ни словечка! Ну и наболтал с перепугу да со злости. Энт, но я понимаю! Я бы сам ещё и песенки пел весёлые. Или шутки шутил, как вчера. — Он тронул Энтиса за руку: — Или я чушь несу, а ты не знаешь, как рот мне заткнуть, чтоб не обидеть? Ты тогда прости, никаких обид… — он совсем смешался и сильно дёрнул прядь волос, которую крутил в пальцах. Ну что он за бестолочь. Вот подслушать — это да, это сумел! Но услышал ли?
— Вовсе не чушь, — грустно возразил Энтис. — Но нет, ты не понимаешь. Молчание — не ложь. Ты не спрашивал, как я себя чувствую, я и не говорил. И я шёл не из гордости, у меня есть причина спешить.
— Прости, — пробормотал Вил, — я не хотел сказать, что ты лжёшь… Я совсем не то имел в виду!
Он с несчастным видом замолчал. Боги, и подобрал же слова! Жалкие, нелепые… оскорбительные. Обвинить Рыцаря во лжи! Энт умеет быть мягким и щедрым, но этого наверняка не простит!
— Нет, — тихо сказал Энтис. — Выходит, я и правда лгал. Я хотел, чтобы ты считал меня смелым. А вёл себя, как трус. Не Рыцарь. — Его лицо казалось каменным. — И втянул тебя в такую беду. Ты просто меня жалеешь, вот и не упрекаешь. Но мы же оба знаем: в твоём Пробуждении виноват я. И я не заслуживаю жалости. Дома я пошёл бы в эллин. Вил, я могу заплатить очень много, любую цену, только скажи!
Вил закрыл рот. Интересно, он и выглядит полнейшим идиотом, каковым себя ощущает? А может, его связь с Сумраком уже оборвалась, и самые простые человеческие слова он разучился понимать?
— Эллин, — медленно произнёс он. — Ах вот чем у вас платят долги. И ты хочешь так платить… за моё Пробуждение? Любую цену?
Энтис кивнул, глядя в траву, и замер, будто ждал удара: на коленях, весь сжавшись и опустив плечи.
— Энт! — у Вила вырвался нервный смешок. — Трясины… Пробуждение не беда, Энт. Это мечта. Чудо. Я бился об эту проклятую стену снова и снова. Я думал, что сойду с ума. Ты не знаешь, чем были для меня мелодии Чар! Есть — и нет. Совсем рядом — и не дотянуться, как до звёзд! — он осёкся: он почти кричал. — Я всё перепробовал. Голодал, ночевал в Диких Топях в Дафрейле, шёл, пока не падал. Через Рейнерово Ущелье прыгал. Туда — вышло, а Лили-то на той стороне. А второй раз чуть не грохнулся. И два ногтя сорвал. Висел там, а в голове одно: вдруг играть теперь не смогу? А как вылез, набрал неситы и к руке тряпочкой примотал… боль тоже стены ломает.
У Энтиса, хорошо знакомого с едкой неситой, вырвался судорожный вздох. Вил слабо улыбнулся:
Читать дальше