— Где Кварцхава? — остановили нас у входа в корпус…
— Подвернул ногу, — ответил я. — Лежит на лестнице.
— Проходите, — неодобрительно бросил часовой. — Зря вас сделали похожими на людей.
Да, пока всё нам сходило, потому что никто не знал, что мы действуем по своей инициативе. Будь мы людьми, на лжи нас поймать било бы совсем не трудно. Но все думали, что мы запрограммированы людьми, и одни люди сваливали всё на глупость других. Правда, этих глупостей уже набралось подозрительно много, так что надо было побыстрее кончать. По лестницам лабораторно-монтажного корпуса я поднимался с предчувствием, что ceйчac кто то преградит нам путь…
Этого не случилось. Никого не встретив, мы дошли до нужной нам лестничной площадки. В дальнем конце коридора кто-то стоял, но не обращал на нас внимания. Или только делал вид, что не обращал? Во всяком случае, мы уже почти у цели…»
(А образы — уже яснее! Клетки кафеля на площадке, коридор или цех за стеклянной дверью; потом — что-то глухое, тёмное…)
«…Вахтёр в переходной камере не удивился нашему появлению. Он быстро нашёл скафандры, соответствующие нашей комплекции, и завернул за нами люк. Камера повернулась. Мы вошли в лабораторию нейробионики… Как мы и предполагали, там были люди. Вот их-то никто и ни о чём не предупреждал. Они удивлённо смотрели на нас. Кажется, они всё-таки заметили, кто мы такие, и поэтому не задавали вопросов. Подойдя ближе, я увидел, что они монтируют мозг очередного ЭКРа — пока без имени и, конечно, опять со скважиной. Ну ничего же, это последний раз!..»
(И вдруг мысль: а если всё это — такой эксперимент?
Всё… в «ложной памяти», воображаемое? Потому — так гладко: их не слышат, не замечают?
Но — для чего? И — чем кончится?)
«…Когда мы отошли чуть подальше, люди уже не могли видеть нас из своей кабины. Хорошо, что дверь каждой кабины сделана прозрачной не полностью, как кабины, как предполагалось раньше, а только с небольшим окошком в виде телеэкрана…» (А видны — полностью прозрачные!) «…Через эти окошки, проходя по коридору, мы смотрели, какая кабина нам больше подходит для нашей цели. Четыре кабины подряд были в нерабочем состоянии — индикатор свидетельствовал о том, что аппаратура не налажена. Ещё в одной кабине находилась ремонтная бригада, которая, к счастью, нac не заметила. Осталось две кабины. И вдруг вспомнилось, как на дpyгих этапах операции я удивлялся тому, что всё идёт гладко. Может быть, неудача ждёт нас на последней ступени к цели?
…В нерабочем состоянии была и предпоследняя кабина. Я почему-то боялся сделать следующий шаг, чтобы увидеть… единственную оставшуюся кабину… Вспомнился рассказ Кулатова… o том, как несколько лет назад футболисты киевского «Динамо» споткнулись именно о последнюю ступень Кубка европейских чемпионов…»
(И правда: как «ступенька» в записи!)
«…Он пропустил гол за три минуты… и телекамера показала на трибуне… покинул в трудный момент…»
(«Ступенька» обратно?)
«…Теперь он работает в нашем Институте, в этой самой лаборатории…»
(Кто? Бывший игрок «Динамо»?
Неясный момент — как прорыв чего-то постороннего!)
«…— Кабина в рабочем состоянии! — торжественно объявил Ренат.
Дверь открылась нажимом кнопки. Но закрывать её надо было, закручивая замок изнутри. Пропустив всех вперёд, я взялся закрывать дверь, и вдруг увидел человека в скафандре. Всё во мне похолодело, как говорят в таких случаях люди. Это был Нигматуллин!
Не помню, как я закрыл дверь…»
(Но снова — фамилия не «иностранная»!)
«…— Кто решится первый? — спросил Охрим.
— Я, — ответил Ренат. — Ещё один должен ассистировать при операции, и один — обеспечивать охрану…
Долго думать было некогда. Я взял ультразвуковой паяльник, ненужный для извлечения скважины (он понадобится потом), и встал лицом к двери. Отражение в окне было слабым…» (а тут и правда — дверь с окошком в ней!) «…и я плохо разбирал, что делается сзади. Ренат расположился на специальном гибриде кресла и стола и свинтил шлем скафандра. Хорошо, что нам выдали скафандры, как людям, но и стерилизацию мы прошли, как киборги…» (?) «…Виталий вынул из моего кармана ключ и в последний раз отключил мозг Рената. В тот момент, когда Охрим начал вскрывать череп эльборовой пилой, в окно заглянул Нигматуллин. Увидев в моей руке паяльник, он тут же отшатнулся. Я указал ему свободной рукой назад — должны же люди иметь совесть хотя бы настолько, чтобы не вмешаться в опасную для жизни операцию. Когда он увидел это, его всего передёрнуло. Опомнившись, он отошёл немного в сторону, чтобы я не мешал ему смотреть…»
Читать дальше