Говорят, что смога больше нет. Отрадно слышать. Его ведь теперь нигде нет, если подумать.
Здесь, в переоборудованных корпусах Пентагона, мы чувствуем себя вполне хорошо — много еды, все удобства, пять подземных уровней так вообще какой-то рай земной. Мы все еще можем обращаться к населению через телевещание — все средства к тому у нас под рукой. Вот только аудитория в сорок тысяч человек… не знаю, кто нас слушать-то станет.
Говорят, пока есть эти сорок тысяч, есть надежда. Что ж…
1 апреля 2067 года.
Пленка для записей заканчивается. Значения это не имеет — у нас тут заканчивается, почитай, всё. Осталось одиннадцать человек.
Больше никого. Одиннадцать.
Мы больше не можем прятаться под землей, все системы износились и выходят из строя. Нам не хватает кислорода. Но выйти на поверхность мы тоже не можем — повсюду смертоносные вирусы, инфекции, воздух отравлен.
Коммуникациям пришел конец. Мы это особо не обсуждаем, но правда понятна уже всем. Везде — всюду — никого не осталось. Мы — последние выжившие.
Шестеро стариков, всем за семьдесят. Трое старух. Внучка одной из старух по имени Лина — ей девятнадцать, милая маленькая блондинка. И я. Мне сорок девять.
Сегодня было созвано совещание. Надо думать, последнее. Только жесткие факты: в ближайшие несколько лет всех нас не станет. Может, поверхность и станет пригодной для жизни, может, эпидемии стихнут. Вот только человек к тому моменту окончательно сделается достоянием прошлого. Президент озвучил план (забавно, но к тому моменту даже без маскарадных уловок он сделался похожим на Дядю Сэма):
— Нужно возродить нацию. Начать с чистого листа. — Он глянул на меня. — Ты единственная надежда. Ты и девушка. Это не обсуждается.
Знаете, что они сейчас делают? Готовят нам милое любовное гнездышко. На двоих. Вот только я не стану причинять Лине неудобств. Мне просто не хочется. К черту все. Генри Дэвид Торо был прав — приходит момент, и всему остальному ты предпочитаешь тишину и смирение вод Уолденского пруда.
Именно туда — к Уолденскому пруду — я и отправлюсь этой ночью. Заплыв подальше, дабы не возникало соблазна вернуться, я открою для себя радость утопления.
Слегка искаженные слова Авраама Линкольна. В первоначальном виде цитата звучит так: «Вы можете постоянно обманывать несколько человек или некоторое время всех людей, но Вы не можете постоянно обманывать всех людей».