Евгений Тарбеев - Дверь в небо, или Жизнь напрокат

Отец Михаил встал рядом с девушкой и прошептал ей:

– Подумай о возлюбленном.

Оля вспомнила, что от нее требуется. Само собой произошло, будто в голове зажегся экран. И на него она вызвала из памяти образ Димы. Она словно переместилась внутрь умозрительного экрана, который приобрел объем и удивительную реальность. Комната исчезла. Ольга видела Диму и себя со спины, стоящую перед ним. Внезапно, она почувствовала горячую волну и как вместе с ней что-то плотное входит, начиная со ступней и занимая поочередно ноги, тело, втиснулось в плечи, натянуло как перчатки руки и в конце, выдавило ее из головы. Она перестала чувствовать свое тело как раньше. В первую секунду стало страшно, но тут помогло понимание, что рядом с ней отец Михаил. Возможно, так оно и должно быть. И это тот самый ожидаемый эффект, о котором батюшка говорил вчера, что он начал свою работу. Ольга приняла свое новое состояние как нечто необходимое и неизбежное.

Она с интересом наблюдала за своим сознанием. Любопытные ощущения, когда все понимаешь, что с тобой происходит, но телом не управляешь. Девушка почувствовала как ее лоб удлиняется, вытягивая содержимое головы от затылка, как карамельную тянучку. Голова пластично изогнулась, все дальше и дальше убегая вытягивающейся частью от тела, которое тоже будто разделилось, и какая-то его часть последовала за головой, утончаясь в струну. Потом еще поворот, завихрение. Провал. Сжатие. Тяжесть подъема. Легкость как будто катишься с горки. Сжатие. Расширение. Еще поворот. Еще и еще.

Ольга потеряла направление и перестала отслеживать, куда летит вместе с частью своего сознания, силой которого она удерживала перед своим внутренним зрением экран и Диму. Такого родного, любимого. Близкого и одновременно далекого.

Из сказанного Провидицей я сделал вывод, что у меня осталось совсем немного времени, чтобы вернуться в собственное физическое тело. Смысл этого состоял в том, что если я не сумею отыскать за отпущенный короткий срок способ вернуть свое тело, то на Земле как самостоятельная единица – индивидуум, человек, я прекращу свой земной век. Сколько мне еще отпущено?

Я заметил странную особенность, которая вначале несколько меня удивляла: осознав свое положение, я не испытывал ни малейшего страха или беспокойства. Да и с чего бы им взяться? Страхи я оставил той темной ночью у багровой реки.

Находясь за гранью смерти в обыденном ее понимании, все приобрело другие оценки. Многие прошлые переживания и проблемы выглядели теперь детской возней в песочнице, малозначительными, ничтожными. Я хотел вернуться, продолжить жизнь с тем опытом, что обрел в нематериальной безграничности и чувствовал, что на Земле меня ждут много незаконченных дел. Жизнь будет определенно другой и досадно, если ее продолжение не состоится – придется начинать потом все сначала.

От этой мысли защемило в груди – я хотел быть как все, пройти до конца свой путь на Земле, погулять под солнцем. А что есть Солнце? Я напрягся, связывая в памяти слово с тем реальным явлением, которое оно отражало. К счастью, ощущения о нем остались. Солнце я помнил.

Вероятно, опыт – это и есть установление связей между понятиями и объектами, которые они обозначают. А быть человеком – его переживать, чувствовать взаимоперетекание внутреннего и внешнего. Я в таковом случае, после того как прошел адаптацию, был человеком в меньшей степени. Многое ушло, истерлось в памяти и в сердце.

Я перебирал в уме то, что осталось, и старался пережить в ощущениях воспоминания о физическом мире. Наибольшие изменения претерпело понятие "времени". Провидица сказала "мало времени", а я не чувствовал, что за ним стоит. Странно, но для меня теперь год и день отзывались одинаково. Я сознавал фонетическую разницу между ними, улавливал смысл, но ни мог припомнить ничего из своего земного опыта, что могло бы мне показать разницу в ощущениях. Давно, вчера, позавчера, завтра. Воспоминания такого рода исчезли, как исчезло само значение времени. Здесь, в измерении неугасимого света, вечность пролетала как один миг, а мгновение могло растягиваться в вечность.

Окинуть мысленным взором пространство удавалось тоже с оговорками. Я ощущал разницу между тем, чтобы дойти до дерева, что растет на краю поляны и долететь до Древа Жизни. Но я не мог утверждать, что расстояния до них, как таковые, были разными. Древо Жизни и дерево на полянке выглядели неодинаково, но ощущались для меня равноудаленными, или, если угодно, равноприближенными. Я еще не научился перемещаться мгновенно, но считал, что это всего лишь вопрос тренировки. Способность летать существенно облегчала существование и расслабила меня на счет достижения моментальных перемещений.