Ирина Ваганова: Жизнь напрокат

Арсений Михайлович оставил кресло и расхаживал по оформленному в стиле минимализм кабинету, на каждом витке замирая у прозрачной стены. Капли июньского прохладного дождика тревожили Москву-реку, нарушая очертания отражённых в ней облаков. Такими же бесформенными стали мысли Арсения Михайловича, так бывает после активной целеустремлённой деятельности, когда от тебя уже ничего не зависит, а результат ещё не определился.

Хуже всего было то, что он прекрасно знал, почему ему откажут, и не имел убедительных доводов, чтобы настаивать. Тем не менее собирался настаивать. До последнего, пока охрана не вынесет его на крыльцо Южного блока Города столиц.

– Господин Хламов? – раздалось за спиной.

Арсений Михайлович спешно обернулся и шагнул навстречу лысоватому толстенькому человечку с пышными усами и бакенбардами. Рядом с такими людьми стеснялся своего гренадёрского роста и шевелюры. В тех случаях, конечно, когда собеседник решал важный вопрос. «Вот почему предложили сесть», – мелькнуло в голове.

– Ламов, – поправил он, протягивая руку для рукопожатия, но похожий на гнома хозяин кабинета демонстративно потёр ладони друг о друга, точно согревая, и одними бровями указал визитёру его место.

Арсений Михайлович нервно кивнул и уселся. Несмотря на многолетнюю привычку к переговорам, он никак не мог сосредоточиться. Монолог Леонида Юрьевича Циферова, пересыпаемый иноземными словами, научными терминами и абстрактными понятиями, парализовал волю.

По той же траектории, что топтал пять минут назад Ламов, прохаживался теперь господин Циферов, притормаживая у окна и коротко кланяясь Москве, – взирал свысока на раскрытые зонты бегущих у подножья башни людишек. Из пространных рассуждений Леонида Юрьевича сочился отказ, и причина его не подвергалась сомнениям: метод в процессе разработки, года не прошло, как приступили к опытам на добровольцах. Без письменного, заверенного нотариусом согласия проводить эксперимент никто в здравом уме не станет.

«Как же так? – удивлялся Ламов. – Откуда возьмутся добровольцы?» Метод засекретили, точно радиоактивный могильник, самые дальнобойные связи поднял, чтобы концы найти. В хосписах ищут, среди безнадёжных, не иначе. Те любой бред подпишут, им терять нечего.

– Если дело в бумажке, – сипло сказал Арсений Михайлович, перебивая визави на полуслове, – сделаю. Ни одна экспертиза не подкопается.

Хозяин кабинета обернулся всем телом, покачался с каблука на носок, потирая ладони, и подбежал к высокому креслу, стоявшему через узкий стол от Ламова.

– Дело не в экспертизе, уважаемый Арсений Михайлович, – сказал Циферов, усаживаясь.

Навалился локтями на стол, наклонился чуть вперёд и доверительным тоном продолжил:

– Тут моральные аспекты. Мы не можем возвращать человека против его воли.

Ламов, интуитивно чувствуя, что наступает миг, от которого зависит буквально всё, говорил страстно, горячо и долго. Обещал любые бумаги, клялся, что волю покойной не нарушает, ведь случилось несчастье: девочка спутала лекарство. Она хотела жить, сомнений быть не может. Даже не поняла, что умирает, так быстро задохнулась! Никаких моральных преград не существует, милость к безвременно погибшей, и всё! Он как отец преступлением сочтёт отказ, а не согласие помочь.

– Вы да, – кивнул Циферов, – а другие?

Арсений Михайлович саданул кулаком по столу:

– Никто не знает пока.

– Разве… не…

– Я сразу к вам.

– Где тело?

Обрадованный завязавшимся диалогом Ламов во всех подробностях рассказал, как нашёл дочь, убедился, что она мертва, включил кондиционер на минимальную температуру и бросился искать фирму «Воскресение». Аиду никто не видел мёртвой. Ни одна душа не подозревает о случившейся трагедии.

– Я догадываюсь, как сложно всё оформить официально, – закончил он, вглядываясь в скульптурное лицо Леонида Юрьевича.

Тот, щурясь, оценил просителя. Безукоризненный костюм, модный галстук, туфли индивидуального пошива и портфель из крокодиловой кожи, стоявший рядом с ножкой стула, убеждали в том, в чём ещё не успела убедить вполне разумная речь.

– Прислуга?

– Дочь отпустила, любит одиночество. Жена в Штатах на конференции.

Циферов не поинтересовался, откуда безутешный отец разузнал об их исследованиях, кто помог найти контакты и как, собственно, Ламов объяснял свой интерес. Леонид Юрьевич не сомневался, что так хладнокровно действующий и так многого достигший человек сделал всё как нужно.