Максим Бондарчук - Симулякры доктора Хьюго [СИ]

Отец рассмеялся.

— Ты ведь ученый, Хью, тебе ли верить в чудеса.

— Значит я зря жду от тебя помощи.

Отец взмахнул рукой — все женщины замолчали. Песни умолкли в одно мгновение, воцарив могильную тишину во всем помещении.

— Я уже однажды помог тебе, Хью, но ты не внял моим предупреждениям. Ты стал алчным, скупым. Подобно туру с изогнутыми рогами ты упрямо шел в западню. И вот теперь ты лишился всего: жены, ребенка, таланта, загубленного страстями и желаниями заработать как можно больше денег, работы и уважения коллег. В один прекрасный день ты проснулся никем. Лишенный всего, что когда-то, казалось, должно было принадлежать тебе вечно. Почему ты считаешь, что я смогу все изменить? Прокрутить колесо судьбы в обратную сторону, отмотав столько времени назад, чтобы вновь допустил прежние ошибки.

— Я… нет, я все исправлю! Клянусь! У меня есть идеи, я знаю в чем ошибся! Расчеты… да, расчеты… мне удастся получить необходимое вещество. Нужно лишь… нужно лишь…

И тот он замялся. Мысли, бурлившие до этого момента в его мозгу пчелиным роем, в один миг разлетелись в стороны. Он забыл все: слова, детали, формулы и ингредиенты. Даже собственное имя на секунду вылетело из его головы.

Затем он заплакал, поняв, что все сильнее отдаляется от себя самого, теряет контроль над самым важным, что осталось у него после смерти родных: разумом. Память, как часть это великого и непознанного НЕЧТО, предавала его все чаще, истирая огромные пласты прошлого и заставляя думать о смерти. Он давно позабыл, когда в последний раз ходил к родителям на могилу, когда родился отец и сколько сейчас лет старшему брату Генри. Чего уже говорить о тех трех племянниках и дальних родственников, подсчитать количество которых он не смог бы, даже если бы захотел.

Отец приблизился к нему, обхватил руками и прижал к себе.

— Не плачь. Зачем горевать о том, что уже не вернуть.

— Но ты ведь можешь, — сквозь слезы прохрипел док. — Я знаю, ты можешь.

— Мой брат не одобрит этого. Он скверный малый и не любит, когда кто-то мешает ему, да и сестры…

Хью продолжал плакать.

— Впрочем, — устало выдохнув, продолжил Отец, — я подумаю над твоей просьбой. А сейчас отдохни. Они, — он указал на женщин, осторожно выглядывавших из-за его спины, — помогут тебе добраться до дома.

Он так и не вспомнил как выбрался из бара, каким чудом попал домой и как сумел войти внутрь, заметив, что ключей от квартиры нигде не было. Голова трещала по швам. Адская боль огнем выжигала все до самой корки. Хотелось кричать, биться о стену, чтобы разбить проклятую черепную коробку и избавить себя от мучений.

Солнце взошло и теперь комната, где он валялся до сего момента, одетый и обутый на растрепанной кровати, засверкала лучами, выгнав последние остатки мрака, принесенного им из бара прошлой ночью.

Зазвонил телефон.

Хью подошел к трубке, потирая взмокревший лоб и держа в одной руке шипевшую многочисленными пузырьками жидкость — спасительный эликсир, который тот хранил на черный день и который был способен привести в норму даже после самой страшной попойки.

— Да, — тяжело выдохнул док.

— Это Лена, Хью, ты не занят?

Он увидел прекрасное лицо на плоском экране монитора и на секунду замолчал. Они редко встречались, а после смерти жены и ребенка док и вовсе оборвал все старые связи, уйдя в сознательную изоляцию на долгие месяцы.

— Я не вовремя?

Док сделал глоток, почувствовав как боль постепенно сбавляла хватку, но все еще держала голову в металлических тисках.

— У меня плохое самочувствие.

— Я принесла тебе то, что ты просил.

— Мне ничего не нужно.

— Но как, ты ведь сам вчера сказал.

Теперь он насторожился.

— Позвонил глубокой ночью и попросил принести утром из лаборатории несколько ампул ситлитурата-2 и тридцатипроцентный раствор DEX-а. Я могу войти, Хью?

Сам не понимая зачем, док нажал на кнопку и вскоре входные двери многоэтажки распахнулись перед женщиной. Лена быстро вошла, поднялась на лифте и вскоре остановилась у входа в квартиру Хью. Забыв про боль в голове, про кружку со спасительным напитком, он как завороженный проследовал к двери и открыл ее, увидев перед собой приятной наружности женщину, к которой когда-то испытывал теплые чувства. Сейчас же она не представляла для него объект вожделения, скорее наоборот — само присутствие ее здесь нагоняло на него воспоминания того страшного дня, когда по косвенной вине обоих (его и Лены) погибли жена и ребенок.