Лев Вершинин - Выдумки чистой воды

Ведь это когда было? До войны. А те, кто войну пережил, умерли почти все еще в Убежище, наружу и носа не показывали. Это уж потом дети да внуки их насочиняли, как до войны было хорошо, да как тепло, да какая чистая вода. Да если бы уж так им было хорошо, разве взорвали бы они все это собственными руками?

Со стороны громоздящихся невдалеке развалин вдруг послышался шум, будто со стены посыпались мелкие камешки. Улисс насторожился, вглядываясь в темноту. Иззубренные обломки здания черной кучей проступали на фоне чуть более светлого неба и мерцающего под ним снега. Шум повторился. Снег заскрипел под чьими-то грузными шагами, и от развалин отделился темный громоздкий силуэт.

Свирепень, отрешенно подумал Улисс. Ну, вот и все. Зверь приближался, двигаясь не прямо к нему, а немного в сторону, видимо, он еще не заметил Улисса. Но у свирепня отличный нюх: старый Дым, за которым зверь шел три дня и три ночи, мог бы подтвердить это, если бы на четвертый день, у самой стены Города, свирепень его не догнал.

Вот сейчас он учует поблизости человека, остановится, принюхается и резко повернет сюда. Улисс замер, изо всех сил прижавшись спиной к дереву, словно пытался врасти в него, и, скосив глаза, — страшно было даже подумать о том, чтобы повернуть голову, — не отрываясь следил за темной тушей, приближавшейся большими прыжками. Уже совсем близко это огромное черное пятно, и слышен его храп, и кажется, что земля и дерево за спиной сотрясаются от его прыжков, и хочется вскочить и с криком броситься ему навстречу и бить, бить, бить копьем в его тупую, равнодушную морду и в ненасытную пасть!

Но Улисс не вскочил и не закричал. Впившись ногтями в шершавую кору дерева, он продолжал неподвижно сидеть, лишь беззвучно шевеля губами.

И свирепень прошел мимо. Уже стих вдалеке его храп и не слышно было шума прыжков, а Улисс все не мог оторваться от дерева, он забыл, куда и зачем шел, и чувствовал лишь, как ползет по шее холодная капля пота.

Прошло немало времени, прежде чем он снова получил возможность нормально соображать. Осторожно поднявшись, Улисс огляделся по сторонам. Ни малейшего движения не было заметно вокруг, мертвая тишина снова установилась в лесу. Свирепень ушел. В том, что это был он, Улисс не сомневался, ему уже приходилось видеть со стены Города тяжелые прыжки зверя и слышать его храп, эхом разносящийся над снежным полем. Как мог он не учуять человека, пробежав мимо него в каких-нибудь десяти шагах? В это трудно было поверить. Впрочем, опасность еще не миновала, зверь оставался где-то поблизости. Тревога снова охватила Улисса, ведь свирепень ушел в сторону Большой Ямы, как раз туда, куда и ему нужно было идти. Ходить по пятам за свирепнем — не самое здоровое занятие, но другого выхода нет.

Не спеша и словно бы нехотя, он снова зашагал или, вернее, пополз по снегу и скоро приблизился к пропаханной зверем борозде. Идти здесь было немного легче, и Улисс двинулся вперед быстрее, но все еще неуверенно. Не стоит торопиться, думал он, когда идешь вслед за свирепнем.

Но что это? Совсем рядом со следом Улисс заметил вдруг ровную прямую полосу, убегающую в ту же сторону, куда ушел свирепень. Лыжня! Опять лыжня! И ведет, конечно, прямо в Большую Яму. Так вот почему зверь не заметил его. Он бежал по свежему следу человека! Но кто был этот человек? Не тот ли, что ограбил Улисса днем? Уж не поселились ли в Яме какие-нибудь новые жильцы? Что ж, похоже на то. Может быть, они даже не из Города. Может быть, они оттуда. Из-за Мертвых Полей.

Улисс прибавил ходу. Нужно с ними встретиться. Кто бы они ни были — ему нужно с ними поговорить.

След привел Улисса прямо ко входу в Яму, однако лыжня исчезла раньше — свирепень затоптал ее. Самого его тоже не было: судя по следам, он покрутился перед входом, погрыз колпак и ни с чем убрался в лес. Маленькая круглая дверца оказалась незапертой, и Улисс протиснулся в тесный тамбур. Дошел, подумал он. Все-таки дошел. Что бы тут ни творилось, свирепень остался снаружи.

Он отыскал вторую дверцу, ведущую из этого тамбура в другой, побольше — с горящей свечой на подставке и с крюками для одежды. На крюках висело несколько старых, облезлых курток и тулупов. Улисс стянул свою куртку, хорошенько вытряхнул ее и тоже пристроил на крюк. Пришлось оставить и копье, бродить с ним по тесным, извилистым коридорам Ямы неудобно, и пользы от него мало, да и непривычно как-то входить в дом с оружием, охотиться пришел, что ли? Улисс пристроил копье в углу и, отвалив тяжелую металлическую дверь, выбрался в коридор, кольцом охватывающий помещения верхнего этажа.