Евгений Сапожинский: Залив 9/8

Наташа улыбается. Что-то меня в последнее время настораживает ее улыбка. Я стал подозрителен, как один из моих бывших друзей; не тот, что являлся мне во снах, а который был явен, как пустая бутылка в седьмом часу утра.

Не нравился мне этот мой друг, и я с ним поссорился. Наверно, навсегда.

Но еще более не нравился ему я. Как выяснилось, из меня плохой собеседник. Получилось так, что я не умею слушать, а могу рассуждать только о собственной исключительности. Озадачившись таким образом немало раз, я приходил домой, отзванивался (это было совершенно пустым занятием, поскольку друг мой либо отключался, либо просто не слышал звонков), и начинал мыслить. Лучше бы порнуху смотрел.

Он везде и всегда искал врагов, и я начал этим дерьмом заражаться, пока весьма откровенно не отхлестал себя по щекам, созерцая себя, подобно Нарциссу в зеркале. Через месяц или два зеркало я разбил. У меня случайным образом оказалась киянка (третий из моих друзей, бывший художник и поэт, переквалифицировавшийся в технари и нисколько не жалеющий об этом), как-то ее оставил — не потому что забыл или было в лом нести, а просто так. Бум-м! Мне поначалу казалось, что по стеклу надо шарахнуть чем-то острым, чтоб полетели осколки, острые, как предательство, но я добрался до лживой амальгамы куда более просто.

Пожалуй, лгать хватит.

А я лгу?

Ну-ка, давай займемся психоанализом.

Нет. Я выбираюсь из этой помойной ямы, я так люблю свет (хороший свет), эту черно-белую набережную, снятую моноклем, где меня встречают друзья. Друзья. Мы мультяшны. Ненавижу, блюю. Нет. Хочу инакомыслящих друзей. Нажимаю годную кнопку. Острова молчат.

Не хочу друзей. Достали.

Молчат.

Может, и я подонок. Мне легко. Хватит. Хватило.

Грудная клетка дочери приспособилась к этим условиям. Терраформирование шло ударными темпами; подобие Земли было высосано из планеты, моря постепенно наполнялись влагой. Алёнка купалась, хотя, по-моему, было прохладно. Эка невидаль! Ладно, еще полчаса и пойдем к хижине. Жена, даст бог, сготовит обед.

— Папка! Я нашла раковину!

Вот. А говорили там — три миллиарда лет. Ну два. Подумаешь, один туда, один обратно.

На Земле вообще на фиг никакой жизни тогда не было, разве что амебы какие-то сдуру совокуплялись. Пиндосы зарядили, помнится, марсоходы, кои дали массу прелюбопытнейших снимков; как же, вы видели эти фотоотчеты. НАСА, конечно же, несколько постеснялось, скажем так, опубликовать самую суть, но! — кое-что просочилось, кое-что стало достоянием народа. В конце концов ни для кого не стало секретом то, что эта пародия на планету была попросту полигоном.

Дочь выскочила на пляж. Прибой был довольно-таки сильным. Северный ветер задувал изрядно; ей же, однако, вовсе не было холодно. Так, легкая прохладца. Настоящая марсианка.

Ее кожа должна была покрыться цыпками, пупырышками; нет! Похоже, это ей шло на пользу. Девчонка явно наслаждалась.

Ветер задувал, а я обдумывал, пойти ли к хижине, потом, что ли, поохотиться на «зайчиков» — было бы неплохо настрелять пару-тройку к ужину. Марсианские «зайцы», как ни забавно, являлись точными копиями бредней Мартынова, только мельче, чем он воображал. И были при этом весьма вкусны. Жена тушила их — ох, пальчики оближешь.

Подобно извращенцу я отправился на поиски марсианки в корне бытия. И ведь нашел.

На Марсе, если вы в курсе, существует лишь два моря. Одно — подземное. Я не говорю о новых. То самое подземное — не море в принципе, а так, озерцо. На Земле тоже занимаются пиздостраданием: Мертвое море — опять-таки, озеро, и не более того, с Каспийским та же история. А что такое Персидский залив?

Поскольку дочь завернула к строению и там ее встретили, как надо, я надумал спуститься в таинственные глубины планеты. Вопли женушки как-то не очень меня тормознули. Вот так (странно немного!): я вроде бы бросил дочь — она ловила дебильных ракообразных с зачатками разума, купаясь в прохладном море, а я, слегка углубившись в недра, перестал волноваться. Ведь М: а (так мы ее назвали) вполне могла позаботититься о своей собственной персоне; а что уж говорить обо мне.

Я вошел. Было красиво. Боги планеты решили отдохнуть.

А, меня задолбало. На этом закончим.

И она… Она была в белом. Золотистые сандаkbb? (ну это тоже по кайфу), алые кубки с вином и шкуры неубитых огграххов. Телка тормознула. Мне стало неловко. Был ли я луковкой? В каждом из нас дремлет Чиполлино.

— Ведь мне, — пожаловалась принцесса, — не дают расслабиться. Я уж не говорю о том, чтобы расслабиться по-человечески. А знаешь, как ты достал со своими размышлениями насчет того, что круче — восьмерка или десятка. Угомонился бы ты, хуман. Хочешь, отдамся?