Генри Олди: Сын Ветра

Я слышу. Я знаю, что вам нужно.

— Что-то случилось, Ри?!

— Всё в порядке, папа. Я быстро.

Поторопитесь, доктор. Нет, не торопитесь. Мне нельзя…

Ловите.

Радужный шарик энграммы: тёплая, согретая в руке жемчужина.

Кавалер Сандерсон поймал её на лету. Дудочка, свирель, губы, вытянутые в трубочку — чем бы Гюнтер ни дышал, он выдул мыльный, яркий, трепещущий пузырь, точное подобие жемчужины. Такому рады и дети, и карлики, и гигантские пауки. Ветер трепал живую радугу, стремился порвать её в клочья, но пузырь был прочней танковой брони. Подплыв к пауку, он заключил умирающего в себя, оградил от ярящейся тьмы.

Свет. Солнце.

Покрытый жёсткой щетиной хитин.

Тщедушное тело слепца.

Солнце. Свет.

Воспоминание доктора ван Фрассен.

Скунс и Груша, бойцы ларгитасского посольства под Саркофагом. Регина ван Фрассен провела последние часы у постелей обоих — и оба раза стала свидетельницей маленького чуда. Умирающие ушли без боли и страданий, не зная страха смерти, с тихой радостью. Предсмертные образы, которые они послали доктору перед тем, как угаснуть, были на диво схожи. Ласковый солнечный свет нежно гладит кожу, по телу разливается тепло и умиротворение; и ещё — ожидание.

Их ждали. Они возвращались домой, к родным и близким. Туда, куда стремились всю жизнь, где им рады, где всё будет хорошо — отныне и навсегда.

Мертвецы улыбались даже тогда, когда их хоронили.

— Умер, — выдохнул кто-то.

— Всё, конец.

— Тихо ушёл, без страданий.

— Отмучился.

— Покойся с миром, Папа.

— И держать не пришлось…

Бритоголовый генерал-помпилианец снял фуражку, отвернулся. Плачет, изумился Гюнтер. Неужели плачет? Нет, не может такого быть.

— Нет, — с раздражением бросил Тумидус.

— Второй консул, а? — посулил наместник Флаций. — Вне очереди.

— Нет и нет.

— Через год будете первым. Четыре звезды на погонах.

— Нет, нет и нет.

— Четыре звезды!

— Да хоть десять.

— Я не могу вам сразу дать имперского наместника!

— И не надо.

— Дать не могу, но могу обещать. С гарантией сената. Что скажете?

— Я уже все сказал.

— Ну вы и язва, Гай! Вы — моя язва желудка.

— Двенадцатиперстной кишки, — поправил Тумидус. — Где бы я у вас ни находился, это место ближе к заднице.

— Солдафон, — фыркнул Флаций. — Военная косточка.

— А вы?

— А я политик. Запишитесь ко мне на уроки дипломатии, я беру недорого.

— Хотите преподать мне урок?

— Мечтаю. Я свяжусь с вами позже.

— Не тратьте время зря.

— Уверен, вы передумаете.

— Я?!

— Вы.

И наместник Флаций отключился.

— Ты осёл, — тоном прокурора, оглашающего приговор, произнёс Лючано Борготта. Он развалился на служебном диванчике, нога за ногу. — Почему ты упрямишься?

— Иди к чёрту, — объяснил Тумидус.

Они сидели в кабинете, который ещё пах ремонтом. Антический центр «Грядущее» перестраивался, расширялся, расправлял крылья корпусов, готовясь к взлёту двух новых филиалов: поздней стимулированной инициации — и практического бессмертия. Последний в курилках центра звали «колумбарием [22] Хранилище урн с прахом при крематории. ». Гай Октавиан Тумидус, с недавних пор — директор упомянутого филиала, как мог, боролся с дурацким прозвищем, но не преуспел.

— Что там гуру? — сменил он тему.

— Не называй его так, — предупредил Борготта. — Какой он тебе гуру? Твой гуру — наместник Флаций, ему и целуй это самое…

Он пощёлкал пальцами в воздухе:

— Ну это, как его? А, стопы! Лотосоподобные!

— Сам целуй, — обиделся Тумидус.

— И поцелую! Ты в курсе, что он уже отобрал двоих кандидатов? Чайтранские йоги, один с виду — натуральная саранча. И характер приятный, ласковый. Такие хитровыгнутые, что хоть завтра инициируй. Ещё Хозяин Огня с Тира, крутой мужик. Маг [23] В древности у вехденов — жрец-огнепоклонник. Соврем. значение: специалист по эволюционной энергетике расы, взращиванию внутреннего огня. в институте критического накопления, профессор, декан факультета. С тирянином сложнее, нужна отдельная экспертиза. Гуру уже связался с сатрапом Андагана, сатрап обещал прислать специалистов.