Джек Вэнс - Магнус Ридольф

Ридольф истолковал эти вопросы, не задумываясь: «Бонза ссылается на Моисеев закон. Он не рекомендует применять заповедь „глаз за глаз и зуб за зуб“».

«И снова, – заявил бонза, – вы уловили сущность моих рассуждений».

Размахивая руками, Паскоглу пробежал до противоположной стены и вернулся: «С меня довольно этой чепухи! – взревел он. – Бонза! Вон отсюда!»

Магнус Ридольф снова взял на себя функцию переводчика: «Пан Паскоглу выражает наилучшие пожелания и просит его извинить до тех пор, пока у него не найдется свободное время, достаточное для более внимательного анализа ваших взглядов».

Бонза поклонился и вышел. Паскоглу с горечью заметил: «Когда все это кончится, вы с бонзой можете заниматься логической эквилибристикой, сколько вам заблагорассудится. Я сыт по горло болтовней, я хочу видеть фактические результаты». Он нажал кнопку микрофона внутренней связи: «Попросите женщину с Мертвой Точки – мадемуазель как-ее-там Тысячи Свечей – зайти в библиотеку».

Магнус Ридольф поднял брови: «Что вы намерены делать?»

Паскоглу отказывался встретиться глазами с Ридольфом: «Собираюсь поговорить с этими людьми и узнать все, что им известно».

«Вы только потеряете время».

«Тем не менее, – упорствовал Паскоглу, – нужно с чего-то начать. Никто ничего не выяснит, прячась в библиотеке».

«Таким образом, вы больше не нуждаетесь в моих услугах?»

Паскоглу раздраженно прикусил кончик уса: «Честно говоря, господин Ридольф, ваше расследование продвигается слишком медленно. Убийство – серьезная вещь. Нам нужно срочно что-то предпринять».

Ридольф слегка поклонился, выражая полное понимание: «Надеюсь, вы не будете возражать, если я буду присутствовать на допросах?»

«Мне вы нисколько не помешаете».

Уже через несколько секунд открылась дверь: у входа появилась Фьямелла Тысячи Свечей.

Пан Паскоглу и Магнус Ридольф молча разглядывали ее. Фьямелла надела простое бежевое платье и мягкие кожаные сандалии, оставив обнаженными руки и ноги. Ее кожа была лишь немного бледнее платья, волосы она украсила небольшим оранжевым цветком.

Паскоглу пригласил ее зайти не слишком приветливым жестом. Ридольф устроился в кресле поодаль.

«Я слушаю», – тихим мелодичным голосом произнесла Фьямелла.

«Вы, конечно же, слышали о смерти господина Бонфиса?» – спросил Паскоглу.

«О да!»

«И вас это убийство нисколько не беспокоит?»

«Я чрезвычайно рада – как может быть иначе?»

«В самом деле! – Паскоглу прокашлялся. – Насколько я понимаю, вы называли себя „госпожой Бонфис“?».

Фьямелла кивнула: «Так это делается у вас. На Мертвой Точке он был „господин Фьямелла“. Я его выбрала. Но он сбежал – и тем самым нанес огромный урон. Мне пришлось его догнать и предупредить, что я его убью, если он не вернется на Мертвую Точку».

Паскоглу подскочил к ней, как терьер к добыче, и пронзил воздух коротким толстым указательным пальцем: «А! Значит, вы признаёте, что вы его убили!»

«Нет-нет! – возмущенно воскликнула Фьямелла. – Зачем бы я в него стреляла? Ты меня оскорбляешь. Ты не лучше Бонфиса! Будь осторожнее – или я тебя убью!»

Паскоглу изумленно отступил на шаг и повернулся к Ридольфу: «Вы слышали, что она сказала?»

«Слышал, слышал».

Фьямелла яростно кивнула: «Смеетесь над женской красотой? А что еще есть у женщины? Ей приходится убивать, чтобы оскорблений больше не было».

«И каким образом вы убиваете, мадемуазель Фьямелла?» – вежливо спросил Магнус Ридольф.

«Я убиваю любовью – как еще? Я подхожу, вот так, – она сделала шаг вперед, неподвижно остановилась перед Паскоглу и заглянула ему в глаза. – Я поднимаю руки, – она медленно подняла обе руки и протянула ладони к лицу Паскоглу. – Я отворачиваюсь и отхожу, – она повернулась и отошла на несколько шагов, оглядываясь через плечо. – Я возвращаюсь, – она подбежала к Паскоглу. – И скоро ты скажешь: „Фьямелла, позволь к тебе прикоснуться, я хочу тебя погладить“. А я скажу: „Нет!“ И обойду тебя сзади – так, чтобы ты чувствовал шеей мое дыхание…»

«Прекратите это!» – Паскоглу явно чувствовал себя неудобно.

«И скоро ты побледнеешь, у тебя затрясутся руки, ты начнешь умолять меня: „Фьямелла! Фьямелла Тысячи Свечей! Я люблю тебя, я умираю от любви!“ И тогда я приду, когда наступит мрак, одетая только в цветочные гирлянды, и ты воскликнешь: „Фьямелла!“, а я…»

«Думаю, в дальнейшей демонстрации нет необходимости, – вкрадчиво произнес Ридольф. – Уверен, что господин Паскоглу, когда он снова начнет спокойно дышать, извинится перед вами за нанесенное оскорбление. Что касается меня, я не могу себе представить более приятный способ расстаться с жизнью – искушение велико…»