Дежурного менеджера звали Люкке Улссон, и она отнеслась к гостю с нескрываемой настороженностью, хотя предложила ему место в шезлонге под навесом и чашку чая.
— Я слушаю вас, офицер, — сказала она, усевшись в шезлонг с другой стороны легкого складного столика.
— Интересно у вас тут, — сказал он, окинув взглядом разнокалиберную стайку детей и подростков, которые резвились в полосе пляжа и в воде.
— Смотря кому, — коротко отозвалась Люкке.
— В данном случае, мне, — пояснил майор-комиссар, — я вижу, тут примерно половина молодняка — школьного возраста. Странно, что они не учатся в такое время.
— Офицер, вы что, намерены консультировать меня насчет детей?
— Нет, наоборот, я хотел бы послушать, что вы скажете насчет детей.
— Что конкретно и в каком объеме изложения интересует вас? — спросила она.
— Например, — сообщил он, — интересует соответствие здешней школьной программы единым стандартам среднего образования Евросоюза.
— Офицер, эта территория не входит в Евросоюз.
— Да, я знаю, однако, у этих детей, насколько я знаю, есть гражданство Евросоюза.
— У этих детей есть мамы, — жестко отрезала шведка-менеджер.
Майор-комиссар с сомнением покачал головой.
— Понимают ли мамы, что здешнее нестандартное образование закроет детям путь к нормальной жизни в Евросоюзе, если они решат вернуться туда?
— У вас и у них, — ответила Люкке, — разные представления о нормальной жизни.
— Но, — сказал он, — у детей должна быть возможность выбора, когда они вырастут.
— Да, офицер. Это мы объясняем детям начиная с пяти лет.
— Что вы объясняете, мисс Улссон?
— То, что вы сказали, офицер. У человека должна быть возможность выбора. Где нет возможности выбора, там нет жизни, достойной человека.
— И что, по-вашему, в Евросоюзе у человека нет возможности выбора?
— Что ж, — Люкке усмехнулась, — поищем. Человек там рождается, как обуза для своих родителей, особенно для матери. Проблема, созданная от непонимания последствий.
— Мисс Улссон, вы считаете, что в Евросоюзе не бывает желанных детей?
Шведка сделала глоточек чая, и ответила:
— Бывают, но лишь как статистически нетипичный случай. Зная об этом, государства Евросоюза собирают налоги на поддержку молодых родителей, потому что иначе не получит следующее поколение подданных. Так вот, человек рождается, как обуза. И родители сплавляют его в детское учреждение, едва это становится возможным. Там никакого выбора нет. Маленького человека унифицируют, и лепят из него существо, послушное приказам, боящееся вызвать неудовольствие начальства, следовательно — удобное для государства. И это продолжается до совершеннолетия. Цирковых зверей дрессируют гуманнее. А дальше их ждет монотонная не особо напряженная работа, лишенная индивидуального смысла. Они, подражая старшим, обрастают ненужным имуществом, купленным в кредит автомобилем, и квартирой по ипотеке. Опять же, подражая старшим, они обзаводятся семьей и детьми — такой же обузой, какой сами являлись при рождении. Ради этой обузы, они вертятся, как белки в колесе, вот так проходит середина жизни: между нехваткой денег и нехваткой времени. Затем дети начинают самостоятельную жизнь, повторяя тот же бессмысленный цикл. А старшее поколение, пережеванное системой, выбрасывается на пенсию, доживает, не нужное никому, даже самим себе, и статистически известно, когда оно освободит жизненное пространство. Нет никакого выбора для человека. Такова концепция государства. Вы можете попытаться рассказать иначе, а я послушаю, что у вас получится, офицер.
— Мисс Улссон, вы с самого начала поставили все с ног на голову. На самом деле, вы упустили, то, насколько благополучнее стала жизнь благодаря цивилизации Европы.
— Жизнь, — сказала Люкке, — стала благополучнее в течение третьей четверти XX века. Раньше жизнь была безобразна, и в XXI веке опять идет к безобразному состоянию.
— Если какое-то ухудшение идет, — произнес Поль, — то это из-за эгоизма людей. Того эгоизма, который вы тут восхваляете.
Люкке Улссон сделала еще глоточек чая и произнесла:
— Допустим, что все люди перестали быть эгоистами. Они превратились в социально ответственных граждан, как вы это понимаете. Расскажите мне, офицер: какой тогда станет Европа к 2100-му году?
— В каком смысле? — удивленно переспросил майор-комиссар.
— В обычном смысле. Как вы рассказали бы о какой-то стране, которую посетили. Вы оказались в Европе 2100-го, какой вы хотите ее видеть. Что там есть и чего там нет? Какими делами заняты люди? Как выглядят поселения и окружающая природа. Как выглядят дети и взрослые, производство и потребление, труд и отдых, семья и школа. Какие желания и какие надежды питают людей. Какие ограничения и какие риски им диктует среда обитания? Сколько у них любви и дружбы, сколько вражды и насилия? Покажите мне Европу своей мечты в 2100-м году.
Читать дальше