Лилит Лоррейн - Божественная шутка

Вскоре наступила жуткая развязка: дрожащие щупальца исчезли, тело жертвы расслабилось, Нечто вспучилось — и… наружу вышел Билл Джонс!

Он сделал первый шаг и на мгновение застыл, безразлично таращась в пустоту. Все поняли: с Биллом произошло что-то неописуемое. Что-то вырвалось на свободу — что-то, до настоящего времени существовавшее только по Ту Сторону Реальности.

Наконец Билл повернулся лицом к неведомому объекту и неуклюже, словно робот, поднял руку, как будто отдавая честь. Затем развернулся и начал ходить вокруг сфер механическими шажками, как оловянный солдатик. Нечто между тем лежало неподвижно — насытилось!

Первым дар речи обрел профессор Ральстон. Надо отметить, он всегда быстро находился в любых ситуациях. Однако теперь его голос дрожал и хрипел, как после простуды.

— Джентльмены, — начал профессор, обежал взглядом разношерстную толпу и, казалось, засомневался в уместности подобного обращения. — Сограждане, — поправился он, — наблюдаемый нами феномен непостижим для ума обычного человека. Для меня же — и для моих почтенных коллег, — добавил он запоздало, — все ясно. Кристально ясно. Перед нами экземпляр — превосходный, должен отметить, экземпляр.

Он запнулся, ощутив приближение неминуемого. Нечто выпустило очередное щупальце и ухватило профессора за шею, перебив его речь. Последовавший звук до жути напоминал предсмертный хрип.

Стоит ли упоминать, что с профессором Ральстоном повторился тот же омерзительный процесс, что превратил Билла Джонса из человека в бездумный автомат?

Как и прежде, все произошло слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог вмешаться, и слишком внезапно, чтоб собравшиеся могли сбросить оковы парализовавшего их ужаса. Однако на сей раз, когда жертву выбросило на поверхность сферы и она вышла наружу, лишенная серого вещества, одно щупальце по-прежнему обхватывало шею профессора, а другое присосалось ко лбу. Оно ничего не выкачивало из него, а, напротив, наполняло чем-то похожим на поток фиолетового сияния.

По-прежнему пребывающий в объятиях Нечто профессор Ральстон посмотрел на съежившихся зрителей остекленевшими глазами и продолжил лекцию с того момента, когда его прервали. Только говорил он теперь безразличным тоном машины — машины, управляемой безжалостным и бесчеловечным кукловодом.

Надменный тон профессора сменился Голосом высшего разума, чьим инструментом он временно стал.

— То, что вы видите перед собой, — продолжал безразличный Голос, — вы могли бы назвать амебой — гигантской амебой. Она и есть я. Я — амеба, которая говорит с вами, — дитя иной галактики. Через индивидуума, которого вы называете профессором Ральстоном, я сейчас объясню, что я делаю на вашей планете. Я вливаю свои мысли в этот специализированный контейнер для мозга, ранее освобожденный от его скудного мыслесодержимого.

(В этот момент «почтенные коллеги» профессора, посмеиваясь, подтолкнули друг друга локтями.)

— Я удалил оригинальное содержание с целью его анализа, а также для того, чтобы поток собственных мыслей мог проделать путь от моего разума до ваших мозгов, не вступив в конфликт с мыслями данного индивидуума.

Ранее я поглотил содержимое мозга существа, которое вы именуете Биллом Джонсом, однако его разум оказался непригоден в качестве инструмента общения. он не готов употреблять термины, которыми могли бы должным образом передать то, что я хочу сказать. Джонс обладал тем, что вы называете «природным умом», но он недостаточно натренировал его.

Экземпляр по имени Ральстон производит много слов, в них нет лишь смысла. Его мозг — чулан, где хранится набор умных и подходящих к ситуации словоформ, призванных замаскировать скудность его собственных идей. И, тем не менее, именно переизбыток материалов-слов в кладовой его мозга — замечательный инструмент для вкладывания в чужие умы нужных мыслей.

Знайте же: я здесь не по воле случая. Я — космический странник, исследователь из сверхгалактики, где эволюция пошла по пути ваших амеб. Ваша же эволюция, как я понял после анализа содержимого мозга профессора, началась приблизительно по той же схеме, что и наша. Однако ваша маленькая планетарная система оказалась не столь приспособлена, и в ней случилась серия катаклизмов. Если быть точным, само ее существование — следствие катастрофы или почти катастрофы: хотя две звезды не столкнулись, одного их сближения оказалось достаточно, чтобы искорежить планеты вашей системы. В результате произошло редкое по космическим меркам событие: бесконечная цепочка случайных совпадений, которая породила данный экземпляр — профессора. И биологический вид, который он представляет, — одно из слабейших звеньев цепи.