Виктор Гончаров - Долина смерти. Век гигантов

Сам Скальпель бегал с хворостиной по двору, загоняя одну из коров в специально для коров отгороженное пространство. О назначении технических приспособлений, находившихся в коровьем загоне, Николка никак не мог догадаться, несмотря на всю их простоту: в каменную стену, на высоте трех метров, было заложено под прямым углом толстое бревно, на нижней стороне его висели две уключины с железными блоками, через блоки перекинуты были веревки. Свободные концы веревок свешивались над землей, два другие оканчивались на двух вращающихся колесах, к осям которых были приделаны рукоятки, — по всей вероятности, то были лебедки. Скоро Николке довелось узнать о назначении коровьих приспособлений.

За воротами двора показался исполин-мастодонт, трубивший неистово в сознании собственного достоинства. Рядом с ним тявкал Керзон.

— А, Малыш пришел! — весело крикнул Скальпель и побежал отворять ворота.

Исполин, нареченный, по странной фантазии Скальпеля, «Малышом», горделиво покачиваясь, вошел внутрь. Между прямыми длинными бивнями его и хоботом был защемлен добрый стог полувысушенной травы, — отсюда вытекала его гордость. Скальпель закрыл ворота с помощью того же Малыша, попятившегося на них задом, и побежал открывать загородку с сеном. В последнюю исполненный достоинства мастодонт свалил принесенную им траву.

Охапку травы Скальпель вынес во двор, прежде чем закрыть за собой сеновал. Часть ее он положил в стойло Живчика, другую часть — в стойло коровы, оставшейся во дворе, третью отнес корове, находившейся в загоне. Потом он стал в «рабочую позу» около своих диковинных снарядов, не подозревая, что любопытные глаза следят за всеми его действиями.

Когда корова вошла в надлежащий аппетит и достаточно забылась в акте самонасыщения, Скальпель ловко нырнул под нее, захватив с собою конец первой веревки; этим концом он обвязал туловище коровы под передними ее ногами. Затем он нырнул обратно, захватив конец второй веревки, пропущенной под задними ногами коровы. Второй конец также был укреплен вокруг ее туловища. После этого началась потеха. Скальпель бросился к своему подъемному механизму и бешено забегал от одного колеса к другому, накручивая на них обе веревки. Корова взревела благим матом…

Николка, несмотря на новый приступ головокружения, не удержался от громкого смеха. Он еще не знал, для каких целей Скальпель поднимает в воздух ополоумевшую от страха корову; но сразу увидел все несовершенство приборов. Ведь можно было оба колеса укрепить на одной оси, и тогда ученому медику не пришлось бы так бешено гонять от одного колеса к другому в тщетном старании равномерно поднимать и зад и перед несчастной коровы…

Скальпель остановился, когда между ногами коровы и землей расстояние достигло сантиметров десяти, вытер чело, орошенное потом, и сел под корову, привязав ей предварительно передние ноги к первой веревке, задние ко второй. Потом он подставил под вымя коровы глиняное ведро и начал сдаивать в него молоко…

Николка почувствовал себя дурно — не от причудливых операций Скальпеля с коровой, а от того же головокружения, повторившегося с новой силой. Слишком много воздуха, солнца, зелени и жизни было в природе. Слишком ярко пылало солнце и опьянял воздух, слишком красочна была зелень и увлекательна жизнь. Казалось, до болезни природа меньше имела красок, меньше звуков, была проще и менее обаятельна. Ослабленный организм ненормально остро воспринимал действительность и не справлялся с богатством впечатлений.

Будто волоча за собой непосильное бремя, Николка пополз обратно к койке и растянулся на ней без мыслей, без желаний, весь покрытый испариной.

Через пару минут в пещеру вбежал жизнерадостный Скальпель с мотивом из неизвестной оперы на устах. Мотив его резко оборвался, и жизнерадостность испарилась, как только он увидел бледное и потное лицо своего пациента.

— Кто вам позволил вставать? — громко возопил он, моментально багровея.

Но пациент был слишком слаб, чтобы отвечать, и медик поспешил дать ему укрепляющих капель, напутствуя их сердитыми взглядами и ворчанием:

— С вами, как с малым ребенком: чуть не доглядишь — готово, умудрил чего-нибудь… Будто мне только и дело — с вами нянчиться! А за птицей кто должен глядеть? Кто должен напоить Живчика? Кто Милку с Красавкой выдоит? Кто Малыша на работу отправит?… Все я да я… А тут еще двуногое неразумное создание на руках. Ведь нарочно, кажется, привязал его к кровати. Думаю: очнется — поймет, что вставать нельзя; а он понял так, будто я с ним в завязалки играю… Этакое, прости господи, существо…