Ему понадобилась пара минут чтобы переварить услышанное:
— Врешь.
— Твое? — Филипп вынул складной нож из кармана, заставляя вытаращенные глаза поползти ко лбу.
— Быть не может, — выдавил Лекс трясущимися губами.
Альфа, как ни в чем не бывало, раздевался, пока судорожный взгляд омеги метался по чужому телу.
— Ты не… я тебя не ранил? — Филипп презрительно гоготнул, заставив Лекса сжать от досады зубы. — Ну и охуенно! Гони мои вещи, и я пошел.
— Не так быстро, — обронил альфа, когда он уже схватился за аккуратно сложенную стопку одежды.
— Чего еще?
— Течка когда? — вопросом на вопрос ответил Филипп.
От такой наглости омега опешил, непривлекательно открыв рот:
— А не пошел бы ты…
— Нет, — бесцеремонно оборвал Филипп, — так когда?
— Отвали, придурок.
— Еще одно слово, и ты сам знаешь, что случится, — за показным спокойствием разом проступила угроза.
Омегу передернуло. От «воспитательных» пощечин он уже порядком отвык.
— Тебя это не касается, — рыкнул он, напоминая взъерошенного воробья.
Филипп положил руки на его плечи, сжал несильно, привлек к себе вплотную, терпеливо выдохнул:
— Когда?
Лекс насупился и надул щеки, но сердце предательски дрогнуло:
— Дня через два.
Филипп мгновенно отпустил его:
— Останешься пока здесь.
— И не подумаю! — Лекс не мог поверить, что у этого… еще хватает наглости распоряжаться им после всего!
— Останешься, — настойчиво, но не зло повторил альфа.
— Зачем? Снова потрахаться пока дают, а потом дать пинка под зад?
В голосе откуда-то звякнула непрошеная обида.
— Нет.
«Черт, да что он о себе воображает! Только не плачь, только не плачь, Лекс! Нельзя!»
— Тогда зачем? — омега еле сдерживался, чтобы не устроить истерику.
— Я тебя хочу, — просто ответил Филипп, так, словно попросил бутылку минералки в магазине.
— Тоже мне новость, — нос уже заложило.
Секунда — и Филипп уже смотрит в опухшие от слез омуты его глаз:
— Хочу надолго… Сколько ты стоишь?
Время остановилось.
Удушливый ком осел в горле, кровь отхлынула от лица. Лекса замутило. Сколько же непередаваемого надрыва и смертельной обиды отразилось в его чуть раскосых глазах!
— Иди на хуй, — прошипел Лекс, тихо, без эмоций.
— Сколько?
Глотая слезы, отворачиваясь, омега отошел к столу, стараясь унять сердцебиение. Он не позволит этому гаду наблюдать, какую муку он заставляет его испытывать.
— У тебя столько нет.
— Сколько?
Лекс резко развернулся, вихрем разметались с трудом расчесанные волосы, в глазах белым огнем горела ярость.
— Женись на мне! — выпалил он, не сдерживая чувств, злорадно заглядывая в ненавистные глаза в ожидании тупого удивления, растерянности или насмешки…
Лицо Филиппа не дрогнуло ни на мгновенье:
— Это все?
Не понимая, что за странный разговор вспыхнул из ниоткуда, омега выпрямился и, словно решившись на что-то, добавил:
— И еще мне нужны двое моих братьев.
— Поясни, — без долгих раздумий ответил альфа, словно не нашел в просьбе ничего необычного.
Сейчас, глядя на этого странного омегу, Филипп никак не мог понять, каким образом тому удалось забраться так глубоко внутрь и вытащить наружу самые сокровенные тайны, самые напрасные и отчаянно желанные чаяния.
Застывшая нерешительность не пускала дальше, приклеивая к нёбу язык, останавливая, тормозя. Вот только что ему хотелось выложить все как на духу, а уже в следующее мгновенье он кинул злой взгляд на дверь за спиной у альфы.
Идиотская идея. Ему никогда никто не поможет.
Он, конечно, всегда сможет найти себе мужа и свалить навсегда от «любимых» родственничков, вот только кому нужна пара чужих ребятишек, за которых еще побороться придется? Корить себя за наивность Лекс предпочитал в одиночестве. И сделал решительный шаг вперед, стремясь обойти альфу.
Тот преградил ему путь.
— Я хочу уйти.
— После того, как объяснишься.
— Да не собираюсь я тебе ничего объяснять?! — Лекс все-таки сорвался. — Кто ты вообще такой?! Откуда ты взялся? И что тебе от меня надо?! Чего ты лезешь?! Кинул и кинул, финита ля комедия, концерт окончен!
Филипп одним шагом сократил разделявшее их расстояние и обнял трясущееся от истерики тело. Омега пинался, рвался, кусался и лягался, но альфа не отпускал, пока оборванные всхлипы не зазвучали надрывным рыданием, а горячие слезы не пролились наружу.
Они застыли, обнявшись.
Альфа не торопил, позволяя чужому горю выбраться наружу. Строптивое сердечко билось запутавшейся галкой, а ногти впивались в его бока, пока омега немного не успокоился.
Читать дальше