Роберт Блох: Вероятность фальшивки

— Здорово, Гарри! — поприветствовал его Эд Майерс. Майерс был веселым толстячком с лысиной и голубыми глазами младенца. Он расселся в мягком кресле, попыхивая сигаретой.

— Привет, — сказал Гарри. — Выпить хочешь?

— Нет, спасибо. Просто зашел на минуту.

Гарри сел, и Майерс приветливо улыбнулся ему.

— Как делишки? — спросил он.

— Бога ради, не ходи вокруг да около, спрашивай прямо!

— Прямо? В смысле?..

— Ты не поверишь — в прямом! Зашел на минуту, как же… Мардж позвала тебя?

— Как бы тебе сказать…

— Как есть! Что она тебе наплела? — Гарри грозно навис над ним.

— Неважно. Ну, то есть, она сказала, что тебе последнее время как бы нездоровится… И что ты стал себе на уме. Ну, я решил — коль скоро я твой друг, и…

— Ты?

— Ну, сам знаешь…

— Я — знаю? О, я начинаю сомневаться, знаю ли я хоть что-нибудь. Может статься, что и ничего не знаю. Но потихоньку начинаю узнавать — это точно.

— Не понимаю, о чем ты, дружище.

— А ты выйди на улицу! Просто выйди и пару раз прогуляйся вверх-вниз по улице. Что ты увидишь?

— Не знаю, дружище. Что?

— Да кругом одни подделки, фальшивки и развод!

— Странные вещи ты говоришь, Гарри. На тебя это не похоже.

— Откуда ты знаешь, что на меня похоже? Какой я на самом деле? — Гарри Джессап упер руки в бока. — Слушай, я постараюсь сейчас объяснить. Вот иду я по улице — и вижу этот дом. Как они его называют? Ранчо . Но почему? Это же ни разу не ранчо! Это просто дом, построенный на фундаменте, где когда-то — может быть, да и то не факт! — было настоящее ранчо. Простая пятикомнатная коробчонка с поддельным фронтоном спереди и поддельным дымоходом, к которому не полагается камин. В этом районе таких домов полно. Целые кварталы таких домов. А сколько таких районов и кварталов возведено в последние годы — подумать страшно.

— Ну, в этом же ничего страшного — чего ты так горячишься?

— Я не горячусь, мне просто любопытно. Почему наш район называем Скайленд-Парк? Это ведь совсем не парк. На травке не поваляться — везде чья-то собственность. Под деревьями не посидеть — это, опять же, чьи-то деревья. Так при чем здесь вообще парки?

Эд Майерс усмехнулся.

— Мардж рассказала мне про Гручо Маркса. Неужели такой пустяк так сильно подействовал тебе на нервы?

— Эго не пустяк, Эд. По крайней мере, не для меня. Сегодня все имеет второе дно. Я поначалу не понимал этого, но теперь — имею представление. Этой ночью я все понял. У всех есть телевизор. У всех есть машины. Мужчины стоят и моют их. Тысячи обычных мужчин, но машины у всех — необычные.

— В смысле?

— А ты никогда не думал, Эд — обычные авто перевелись! У всех есть «Коммандеры», «Лендкрузеры», «Куп де Вилль», «Роуд-мастеры». У законченного оборванца — и у того какой-нибудь «Супер-Делюкс»! Куда делись простые, старомодные трудяги на колесах? Не вижу их больше нигде. Везде «Шершни», «Амбассадоры» и «Стратоджеты», за рулями — люди, которым некуда ехать. Некуда — в смысле, по-настоящему. Они едут к продуктовым магазинам, оформленным как итальянские дворцы знати и гордо именующимися «гипермаркетами», оставляют там кучу денег — и все равно при том уходят в прибыль, и…

— Я понял! — просиял Эд Майерс. Ты говоришь, как коммуняка.

— Откуда тебе известно, как говорят «коммуняки»? — вскричал Гарри. — Ты хоть одного-то вживую видел? Слышал, как и о чем он говорит?

— Ну, нет, но я же газеты читаю. Все знают, какие они — коммуняки.

— Неправильно ты, Эд Майерс, говоришь. Надо говорить «всем сказали о том, какие они — коммуняки». Все читают газеты и слушают радио. Но почему бы газетам и радио не врать?

— Но Гарри! Осади коней, дружище!

— Ты читаешь про новое публичное выступление президента, но не он его писал — какая-то команда неизвестных личностей собрана специально под эту цель. Ты читаешь про войну, но ни разу на ней не был. Ты читаешь про какую-нибудь знаменитость, и все написанное оказывается слухом, уткой, липовой сенсацией, привлекающей внимание. Откуда у тебя вообще представление о том, что происходит на самом деле — и о том, что что-то происходит вообще ?

— Вот ты скажи мне — ты серьезно?

— Я не знаю, Эд. Я шел сегодня по улице — и пытался вкумекать. Все как-то бессмысленно. Эд, я видел детей на улице. Маленькие дети бегают и играют в полицейских и преступников. И это испугало меня.

— С чего бы, дружище? Разве ты не так же играл в детстве?

— Так же! Но… не так. Я понимал тогда, что это все — игра, понарошку. А вот в сегодняшних детях я не уверен. Клянусь, они вес ведут себя так, будто для них это нее всерьез. Они думают — это реально.