Андрей Измайлов - День свершений [сборник]

Вадя Пирайнен рассказывает про букмагазин. Как пришел — и шепотом: «Акутагава есть?» А ему: «Что именно?» — «Что-нибудь». А ему: «Есть!» Тут-то Вадя, совсем как свой, спрашивает: «Что именно?» И ему шепотом: «Смотря за сколько». А он уверенно руку за букиниста протянул и у него из-за спины двухтомник вытянул. И уже не шепотом: «Как за сколько? За номинал!» А тому уже деваться некуда. Но теперь Ваде в этот букмагазин дорога заказана. Но Акутагава того стоит. Я соглашаюсь, но думаю, что Акутагаве не повезло. Пирайнены, конечно, книги под обои не подбирают. И все, что достают, прилежно читают. Но именно прилежно. До седьмого пота. Чтобы быть на волне и в курсе. И удовольствие от чтения они получают похожее с магазинным грузчиком, который только что шаланду с ящиками разгрузил. И с гордостью думает: вот какой я молодец, один управился!

Мне самому ни Акутагава, ни Гессе, ни Фриш, ни Джойс не нравятся. А нравятся Дюма, О’Генри, Стругацкие. Но упаси боже признаться в этом Пирайненам. Потому что есть аристократия, и есть плебс. И пока я закатываю глаза и цокаю языком по поводу модных занудных книжек, я аристократ. А заикнусь про Дюма — плебс. А в сервизной пирайненовской обстановке плебсом быть неуютно.

Потом Вадя рассказал, как он в антикварном у одного недоумка ведро для шампанского перехватил. Тот уже в кассу шел и все бурчал, что вот ведь буржуи были — шампанское ведрами пили. А Вадя через голову этого недоумка деньги в кассу просунул. И теперь вот у них ведро для шампанского есть.

Я думаю: как Пирайнены с ведром этим мучаются. Ведь есть же холодильник… А теперь надо из него лед выгребать, колоть, в ведро складывать. И шампанское в это ведро вставлять. А кто из нас шампанское пьет, кроме как в Новый год? Но я знаю, что Пирайнены будут и лед колоть, и шампанское покупать… Главное — ни у кого ведра нет, а у них есть.

Потом Нина Пирайнен рассказывает про театр греческий, который на гастролях был. И она прорвалась. И на сцене все не как у нас, и говорят три часа по-гречески. Ничего, конечно, не понятно. Но все понятно. Такое непередаваемое ощущение.

А я театр не люблю. Там в первом действии по пьесе пол моют. А в третьем действии уже десять лет прошло. А пол мокрый. Не верю. И антиквариат не люблю, и шампанское ведрами, и музыку с заскоками, и книжки заумных. Я только чай индийский индийский у Пирайненов люблю. Но чай уже кончается. И Пирайнены собираются на выставку какого-то итальянского ориенталиста или орнитолога. Мазирелли. И меня из вежливости зовут с собой.

Я прощаюсь и говорю, чтобы они приходили сегодня вечером попрощаться. В отместку за Мазирелли говорю. Мол, уезжаю кое-куда. И Пирайненам такое даже не снилось. Не сдержался все-таки…

Они говорят «ну-ну». Только неуверенно говорят. Они такое от меня впервые слышат. И настораживаются. И говорят, что обязательно. И на ориенталиста своего идут. Или на орнитолога. Кто их разберет. А я к Лиде иду. Могу, конечно, к Лиде и полететь. Но день уже на улице. И люди. И облаков нет. Небо чистое.

…Я тогда со Светкой первый раз серьезно сцепился из-за ее богадельни. И сказал: либо я, либо богадельня! Она сказала: богадельня! Она мартино-иденовский групповой эксперимент проводит, и судьбы молодежи ей дороже личных интересов. Тем более что на месяц вперед три проблемные статьи запланированы.

И я пошел к Целоватову. В жилетку плакаться. Не очень-то и хотелось плакаться, но я-то понимал, что очень Целоватова обижу, если он вдруг узнает не от меня: Ашибаев с женой-Светой расплевался. Поэтому я все-таки пришел.

А вместо Целоватова открывает дверь Лида. Только я тогда еще не знал, что это Лида. Просто красивая рыжая женщина. Такая красивая, что я остолбеневаю. И стою на пороге.

Она усмехается. Не знаю, откуда у женщин умных такая усмешка. От матриархата, наверное, осталась. Когда все мужчины детьми были — детьми, которых надо воспитывать, глупости их терпеливо выслушивать. И делать не так, как эти неразумные дети хотят, а наоборот: как надо! И у не очень умных женщин такой усмешки нет. У Светки, например, нет. А у Лиды есть.

Я все смотрю на нее и смотрю. Она говорит:

— Все уже собрались.

Я говорю:

— А-а-а… — И на Лиду смотрю.

Целоватов заглядывает в коридор и говорит:

— A-а! Уже познакомились?!

— Нет, — Лида отвечает. — Просто смотрим друг на друга.

— Ну, и как первые впечатления? — спрашивает Целоватов.

И я вспоминаю, что ведь к Целоватову пришел. И он именно здесь живет. И если Лида дверь открывает, то все понятно…