Николай Бойков - Залив белого призрака

Неужели это она? — думал моряк и смотрел на жену. Как она здесь оказалась? Улетит сейчас снова в свою параллель? Но она вдруг заговорила, откровенно и жалостливо, как обычная женщина, когда хочет, чтоб её пожалели:

— На этой планете скучно. Луны нет. Соловьи не поют. Мужики ленивые. У тебя на даче лучше было. Я к тебе хочу.

— Командир! Ты это слышал? Я просто в шоке! Я от неё, а она за мной. Мы прожектор включили, а она — вот она, залетела на минутку. Просто — моль какая-то! Так бы и хлопнул! — он сделал взмах рукой — ладонь веником…

— Моль? — Она хлопнула мужа по лбу:

— Я тебе покажу моль!

Моряк и космонавт молча смотрели на то место, где она была… и исчезла. Моряк прервал молчание первым:

— Так всегда. Мы думаем, что делаем вселенское дело, а они нас ладошкой по лбу…

— Женщина — это поле случайных чисел и рефракция волн.

— Рефракция? Глупо.

— Глупость расширяет границы возможностей.

— Я сам себя глупо чувствую! Зачем моряку в Космос? Что я дома скажу, когда жён будет две?

— Считай — успокаивает! Пять, четыре, три, два, один. Контролируй себя, моряк. Мне ли тебя учить? Все великие дела — войны, походы, экспедиции — придуманы мужиками для оправдания нашего отсутствия. Трёп — это глупо, кто спорит. Но, поверь, это лучше, чем объяснения с женами. Короче — куда летим? Не молчи!

— Пробежимся под парусом?

— Солнечным? А мы не заблудимся?

— Мы однажды попали в созвездье Блудниц… Я вышел на берег первым.

— Это треп или правда?

Рядом с ними, у центрального пульта космолёта, опять возникла жена моряка — грудь вперёд, подбородок вверх, руки потирают ладонь в ладони, и хрустят пальцами:

— Созвездье блудниц? Ты и там плодородия?

«Связь с Базой потеряна, — подумал командир. — Надо искать запасной космодром и ждать инструкций. В космосе главное — не терять связь с базой».

«Блуд — уклонение от прямого пути в буквальном и в переносном смыслах, — думал моряк. — Космонавт сказал, что Земли больше нет. Заблудили с перекроем границ — и не стало счастливых лиц. Взлетали мы вверх — улетели вниз. Что можно сказать? Женщина на борту — плохая примета. Жена рядом — мозгуй за двоих! Прощать женские слабости — удел сильных. Шептать глупости — испытание умных. Фантазировать счастье — сильная сторона обреченных».

— О чём задумался, моряк?

— Как бы далеко мы не улетели, командир, всё равно что-то будет казаться рядом.

— Казаться?

— Конечно!

— Что?

— Моя территория. Понял? Жена! — крикнул моряк громко. — Готовь на стол! Будем в Космосе жить по Закону моря. Гость на борту…

— Кто, желанный мой? — засмеялась она с готовностью. — Давно не принимала гостей!

— Ты слышал? Желанный мой — это мне, командир! Умеет женщина подчеркнуть в муже главное. Ты сегодня наш гость, космонавт. Каждая встреча может стать виртуальной. Но ты — козыряй! Разжигай кураж!

— Почему?

— Под хороший кураж и коньяк хорош. Не бойся оторваться от берега. Простор океана — музыка сердца. Жена, ставь бокалы для всех. Принимаю командование на себя! Под парусом — это праздник.

Сам подумал: «Вторая жена моряку не помеха…».

Открываю глаза. Что изменилось? Я столько раз открывал глаза — во снах, после сна, после боя, после наркоза… В тени дерева, в глубине океана, в капсуле космического аппарата… Я привык удивляться и привык скрывать моё удивление. Но на этот раз всё было банально и немного устало: тоже небо над головой и белое облако в форме волнующейся реактивной струи, те же звуки ручья и утренних птиц. Сразу понятно, что я по-прежнему в лаборатории психоанализа, токи импульсов пронизывают моё тело, зондируя каждую клеточку и каждый ген в поисках медицинской причины не пустить меня в очередной полёт. Раньше, когда здесь сидел тестер 0037-КМП, клон-медик-психотерапевт, всё было проще. Во-первых, он был почти свой — био-копия какого-то доктора из прошлой жизни, даже голос его, со скрипучей интонацией, убаюкивал: закройте глаза… расслабьтесь… прислушайтесь к пению птиц… Во-вторых, тестер в белом халате с карманчиком, но подмигивающий после каждого своего вопроса: вы хорошо меня поняли, пациент? — это игра в поддавки. Он мне — я ему, он — подмигивает, я — отвечаю. С ним было интересно. Его можно было увлечь разговором, сбить наводящими вопросами, блеснуть эрудицией или приблизить обещанием фотоснимка космических аборигенов в натуральном виде. Как любой последователь Фрейда, он любил задавать наводящие вопросы: что такое глубинная наследственность? — Надо было ответить: тычинки и пестики. — Вы не можете этого помнить, капитан, — улыбался он понимающе и прощал меня: но это хорошо, что помните слова. Теперь, когда размножение видов бесполое, Фрейд ушёл в прошлое, и только слова имеют смысл тайны взаимного влечения. Секса нет, пыльца не летает, а продаётся в пакетиках, чтобы жить вечно, пока имеешь работу и получаешь подпись и печать «годен»… Вы не устали работать, капитан? — он подмигивает мне. — У вас такой большой опыт. Из вас могло бы получиться четыре или пять пакетиков допинг-пыльцы для молодых клонов… — Клоунов, док? — А я как сказал? — Теперь, док, принято тянуть звук «О» как «О-У», на западный манер, — «кло-у-нов»… Пыльца для молодых клоунов… — Как интересно, капитан. Где вам ставить печать? Я умею расписываться и ставить печать… Это очень дорого… Но я вас понимаю… Ни деньги делают жизнь, а такие, как вы. Мы понимаем, о чём говорим, капитан.