Джордж Энгланд - Незанятый мир

Инженер пробудился еще до рассвета, бодрый и энергичный. Теперь в лучах утреннего солнца, перед лицом тысячи трудностей и сложностей, обступивших их со всех сторон, он отстранил от себя все грезы, причуды и желания. Как и подобает человеку науки, он сосредоточился на самом неотложном и практическом.

«Беатрис на какое-то время здесь в полной безопасности, — подумал он, взглянув на нее, спящую безмятежно, как дитя, уютно завернувшись в тигровую шкуру. — Мне надо выйти самое меньшее на два-три часа. Надеюсь, она так и проспит до моего возвращения. А если нет, то что?»

Он поразмыслил с мгновение, подошел к пепелищу вчерашнего костерка, подобрал головешку и написал большими округлыми буквами на ровном участке стены: «Скоро вернусь. Все в порядке. Не беспокойтесь». Затем покинул контору и начал долгий, утомительный спуск на уровень земли. Теперь то, что там осталось от былых времен, видимое более отчетливо в брезжащем рассвете, казалось куда более гнетущим и тревожащим. Будучи сызмальства крепким и телом, и духом, он не мог не содрогаться при виде бессчетных следов внезапной и безжалостной смерти, представших ему повсюду. Везде лежали горстки праха, здесь с зубами, там с кольцом или еще каким украшением. Он видел их в течение всего своего пути вниз по лестнице, в каждом помещении, в какое ни заглядывал, и в самом низу, во ввергнутой в хаос аркаде. Но едва ли имело смысл сейчас на этом сосредоточиваться. Его звали жизнь и работа, чувство долга было сильнее, чем скорбь о погибшем мире или даже изумление и потрясение трагедией, которая столь таинственно обрушилась некогда на Землю. И, прокладывая себе путь посреди следов всеобщего разрушения, инженер обсуждал ситуацию сам с собой. «Прежде всего вода, — думал он. — Мы не можем полагаться на запас в бутылках. Конечно, тут у нас целый Гудзон. Но он соленый, и, пожалуй, даже чересчур. Надо бы найти источник чистой пресной воды где-нибудь неподалеку. Это самое главное, если мы хотим выжить. Есть консервы, и я смогу добыть какую-никакую дичь, так что еды предвидится достаточно на первое время. Но воду нужно отыскать. И немедленно». И все же, благоразумный скорее ради Беатрис, нежели ради себя, он решил, что не стоит выбираться немедленно и безоружным в новый одичавший мир, о котором он пока не располагал мало-мальски достоверными знаниями. Некоторое время он искал какое-нибудь оружие. «Мне нужен топор. Да, для начала топор, — сказал он. — Ничто так не важно для человека в диком краю. Где бы его разыскать? — Призадумался на миг. — А! В подвале! Пожалуй, мне вполне удастся определить, где там ремонтная мастерская, кладовые или что еще. И, конечно, в такого рода месте должны быть инструменты». Сняв медвежью шкуру, инженер приготовился обследовать подземелья.

Ушло более получаса, чтобы хитрыми способами и затратив немало трудов добраться до вожделенного места. Древнюю лестницу вниз он не нашел. Спустившись по одной из шахт для лифта, цепляясь пальцами рук и ног за отверстия металлической сетки и провалы в бетоне, он смог наконец приземлиться в сводчатом подвале, декорированном паутиной, сыром, гулком и мрачном. Некое подобие света проникало сюда из разбитой решетки перехода наверху и сквозь неровную брешь в конце помещения, под которой валялся массивный неровный камень. Как решил инженер, камень свалился с башни и остановился только здесь. И это пробудило в нем новое чувство постоянно присутствующей опасности. В любой миг ночи или дня может стрястись что-либо подобное. «Неусыпная бдительность», — прошептал он себе. Затем, отогнав бесполезные страхи, приступил к насущной задаче. При неясном свете сверху он смог узнать это пропахшее плесенью место. В целом оно оказалось в лучшем состоянии, чем аркада. Первое помещение не порадовало его никакими ценными находками. Но, проникнув во второе через низкую дверь под сводом, он попал явно в один из небольших вспомогательных отсеков машинного отделения. Там обнаружилась батарея из четырех динамо, небольшой насос и осыпавшаяся мраморная панель управления, где сохранилась еще часть устройства с проводами. При виде всей этой драгоценной техники, полуразрушенной и проржавевшей, брови его нахмурились от тоскливого чувства. Инженер любил всякого рода механизмы, всю свою жизнь заботился о них и ими пользовался. И теперь эти жалкие останки, как ни странно, взволновали его куда больше, чем горстки праха на местах, куда упали пораженные внезапной и вездесущей смертью люди. И все же времени на переживания не было.