Николай Горнов: Антивирус

– Я стал самым правдивым человеком на свете, – отметил Шестаков.

– Короче, чего хотел?

– На самом деле, я хотел узнать, где похоронена Шура Журавлева, но не знаю, как подступиться к этой деликатной и болезненной теме.

Марья отодвинула в сторону тарелку с недоеденным салатом, быстро огляделась по сторонам и пару секунд ошарашенно смотрела на Шестакова.

– Значит, не зря у меня тогда мелькали в голове всякие мысли. Выходит, это ты тот анонимный китайский богатей, который пожертвовал крупную сумму в Сибирский фонд поддержки участников боевых действий? Я ведь чувствовала какой-то подвох…

– А что, не имею права? – Шестаков улыбнулся и растянул пальцами верхние веки, имитируя узкоглазость. – По паспорту я чистокровный китаец. Уважаемый бизнесмен Ю Линь. Скоро мне в Шанхайском университете присвоят китайскую ученую степень. Ах, да, еще у меня много юаней.

– Черт, у меня в голове сплошные вопросы. Где ты познакомился с Александрой? Как ты вообще узнал, что она моя сестра?

– Вы даже внешне похожи, не говоря уж о характере.

– Не ври. У нас только отец общий, а мамы разные. Наш общий отец бросил мою маму, когда мне было пять. И с тех пор я с ним почти не общалась. И фамилия у меня от мамы.

– Извини. Перепутал. Вы с Шурой не похожи. Она была умной…

– Ты приехал мне хамить? – возмутилась Марья.

Шестаков поднял вверх обе руки.

– Сдаюсь. Можешь не верить, но мне очень не хватало наших с тобой высокоинтеллектуальных споров.

– Я похоронила ее на Старо-Восточном. Пятнадцатая аллея, шестой ряд.

– Проводишь?

Марья промолчала.

Шестаков, дожевав гамбургер, снял салфеткой остатки соуса с подбородка.

– Ты в курсе, что Шура со своими бойцами опекала старый пансионат в селе Озерки? Там жили люди, пострадавшие много лет назад от вирусов мозга.

– Да, я в курсе, – кивнула Марья.

– Существует хотя бы теоретическая возможность их оттуда забрать? Деньги у меня есть.

– Боюсь, деньги в данном случае не помогут. Ты слышал про федеральную антитеррористическую операцию «Черный шторм»? Вся территория, которая севернее границы и южнее Русской Поляны, сейчас относится к особо охраняемой зоне. Там были тотальные зачистки…

– Понятно. – Шестаков несколько минут угрюмо смотрел в одну точку, потом встряхнул головой, словно освобождался от чего-то, подозвал официанта, выудил из портмоне купюру в пятьдесят новых юаней и положил на стол, накрыв рукой. – Дружище, нам нужен самый красивый букет.

Официант покосился на Марью, многозначительно кивнул, ловко смахнул купюру в карман передника, и доверительно склонился к шаткому столику.

– Можете подождать минут пятнадцать? В квартале отсюда, на улице Циолковского, открылся очень достойный цветочный магазин. Вам понравится.

– Понял. Ожидаем.

Марья фыркнула и демонстративно отвернулась. Правда, надолго ее не хватило.

– Ты хоть для приличия мог бы рассказывать, как жил все это время?

– Мог бы. Но слишком долгая может получиться история. Местами глупая. Местами жуткая. И очень запутанная. Можно я как – нибудь в другой раз расскажу?

– Без проблем…

Торжествующий официант появился с охапкой радужных роз. Букет был настолько огромен, что едва поместился на заднем сиденье прокатного «Микрона».

На переднее втиснулась Марья.

– Конечно же, я тебя провожу, – хмуро сообщила она. – Или ты думал, что я пойду домой спать?

Почти всю дорогу Марья молчала, глядя на город через мокрое стекло. Только изредка подсказывала, куда лучше свернуть, чтобы не застрять надолго в пробке. А потом неожиданно заявила:

– Говорят, на кладбище нельзя приходить вечером. Если окажешься на кладбище во второй половине дня, над тобой черти шутить будут. Ты в курсе?

– Нет, не в курсе, – улыбнулся Шестаков. – Но я думаю, что важнее приходить на кладбище с чистой душой. А когда именно – разницы нет. Исходя из моего опыта, бояться нужно живых, а не мертвых…

Подъездную дорогу к Старо-Восточному взялись ремонтировать и пришлось запарковаться далеко за оградой. И дождь, как назло, не успокаивался. Шестаков держал зонт над Марьей, а она несла букет. Видимо, выглядели они слишком чужеродно для этих мест, и оглядывались на них буквально все.

– Пришли. – Марья остановилась у неприметной свежей могилы.

Шестаков подошел к деревянному кресту и с удивлением прочел на бронзовой табличке: «Светлана Иванова».

– И без фотографии, и под чужой фамилией, – подтвердила Марья, раскладывая яркие цветы. – Но я рада, что мне удалось похоронить сестру хотя бы так. Без твоих денег, которые ушли на подкуп официальных лиц, мне бы даже тело не отдали. Такая у нас теперь страна. Сначала озверяет своих детей, потом с ними воюет, убивая нещадно, как врагов государства, а потом втихую приторговывает мертвыми. Грёбаный стыд!