Николай Горнов - Антивирус

Тан не поленился и специально приехал на фабрику, чтобы узнать, говорит ли о чем-то Шестакову эта фамилия. Оказалось, очень даже о многом говорит. И не было, как оказалось, у Шестакова на тот момент более сильного желания, чем узнать истинное местонахождение Искры Милецкой. По мужу – Надеждиной, по жизни – Гюрзы…

Речной трудяга «РТ-655», долго утюживший реку от Нижневартовска до Салехарда под именем «Капитан Кабаков», а на пятом десятке переименованный в «Хуанхэ», натужно пыхтел, толкая перед собой баржу с крепким сибирским кирпичом, изготовленным трудолюбивыми китайцами. Перегруженная посудина двигалась вперед с грацией беременной бегемотихи. Речное русло в отсутствии ветра сплошным ковром накрывал плотный туман, зависший над зеркалом воды как вторая река. Где берег опускался к воде совсем низко, туман застревал в ивняке и висел на сырых кустах грязными клочьями.

Шестакову стало холодно. Он обогнул с кормы высокую надстройку речного толкача, вцепился в левый борт и попытался разглядеть хоть что-то за береговой полосой. Судя по тому, что мерный рокот двух восьмисотсильных дизелей стал затихать, впереди показалась отмель. На траверсе сигнала капитан толкача возвестил о грядущем маневре двумя тревожными басовыми гудками, и одновременно с гудками запустил белые проблесковые маячки на мачте. Из-за тумана судно и так-то двигалось малым ходом, а перед препятствием сбрасывало скорость почти до нуля.

– Как жизнь, салага? – щелясто улыбнулся моторист. Судя по бирке над карманом засаленной тужурки, фамилия его была Семенов.

– Живу как-то… Спасибо, что спросил.

– Замерз? Или укачало? Не боись, у нас не море-окиян. – Моторист тщательно вытер руки ветошью, забросил использованную тряпку как баскетбольный мяч в первое попавшееся ведро, вытащил из кармана китайскую сигарету без фильтра, запихнул ее в массивный мундштук и прикурил, тщательно оберегая огонек зажигалки ладонью. – Сдвинемся на ют? А то наш капитан, в рот ему шпрот, курево на борту не приветствует.

Шестаков возражать не стал.

На корме стояли деревянные ящики из-под боеприпасов. На них они и присели.

Отмель закончилась, фарватер расширился, и капитан в рулевой рубке послал в туман два очередных протяжных гудка.

– А ты, видать, важная шишка. – Семенов сделал несколько торопливых затяжек. – Провожали тебя косоглазые торжественно. Такого сборища на нашем причале я лет сто не видел. Бизнес с ними или как?

– Мне в порт нужно попасть, – уклончиво ответил Шестаков. – Сколько нам еще идти?

– Еще пару часов точно. – Семенов скривился, будто ему случайно наступили на больной мизинец. – Когда Большой Боря по реке ходил, мы с ним за день успевали две ходки сделать. И ночевали всегда на своем причале. А как списали Борю, так и бакланим. Новый капитан – китаец, фарватера не знает, ночью, да еще в туман – стоп-машина. Бздит так, что в Салехарде слышно…

Из серой туманной хляби, которую «Хуанхэ» оставлял за кормой, вылетел белый катер.

– Нас кто-то догоняет, – заволновался Шестаков.

Катер трижды оглушительно просигналил. Два коротких и один длинный. Обгон по левому борту.

Семенова словно сдуло с ящика.

– В рот им шпрот, это же «Урга». Опять черти принесли пограничников!

– До границы еще километров сто, – удивился Шестаков.

Семенов в ответ только хмыкнул.

Капитан «Хуанхэ» ответил парой коротких гудков и одним длинным. «Урга» увеличила ход, обогнула тихоходную баржу, сбросила скорость и дала три протяжных гудка.

– Этого и следовало ожидать, – пробурчал Семенов. – Погранцы не в настроении. Ставят нас на якоря. Еще пару часов точно потеряем.

В планы Шестакова встреча с пограничниками не входила. Хотя с паспортом речника, которым обеспечил его Тан, опасаться было нечего, но лишний раз мелькать перед представителями власти не хотелось. Спустившись по трапу в кубрик, Шестаков расшнуровал ботинки и прилег на самую небрежно заправленную койку. Впрочем, подремать ему не удалось. Как только на борт толкача поднялись люди с катера, в кубрик скатилась юркая собака пепельно-серого окраса. Обнюхав все углы, она сунула нос во все матросские рундуки, поскреблась в двери капитанской каюты, порычала недовольно в камбузе, после чего мирно разлеглась в центре кубрика, положив голову на лапы.

– Эй, барбос – мокрый нос! – окликнул собаку Шестаков.

Пес покосился на него хитрым карим глазом, встряхнула лохматыми ушами и с удовольствием взвыл. По трапу тут же застучали кованые армейские башмаки.