Робер Янг - В кольцах Сатурна

Некоторое время она рассматривала его, и киммерийский фонтан волос струился мрачным потоком вниз, к белым сугробам ее плеч. Задумчивость, но не гнев, наполнял теперь космическую бездну ее глаз.

— Полагаю, ты прав, — сказала она и тут же добавила: — Такая лояльность не должна остаться невознагражденной.

— Она не осталась невознагражденной, — удивленно ответил Мэтью.

— Но она еще не вознаграждена полностью. — Гера взглянула на большой циферблат часов-браслета на ее руке. — Сейчас шесть двадцать. В восемь тридцать ты прибудешь в Дом Кристопулоса на ужин. Это приказ. Ему ты повинуешься?

Колени Мэтью ослабли, ноги его задрожали. Когда он сумел говорить, в его голосе прозвучала громадная благодарность.

— Да, да, я повинуюсь ему. Спасибо!

— Тогда я буду тебя ждать.

Она повернулась и пошла к выходу из Гостиницы, а плащ закрутился вокруг нее, словно снежная круговерть. Она села в глайдер, в котором приехала, глайдер ожил, загудел, и мгновение спустя она исчезла.

Робохранник Александр Великий, стоявший у входа в Дом с многочисленными колоннами, был продуктом «реалистической школы» производства андроидов. Он был покрупнее своего давно умершего прототипа из плоти и крови, но во всех других отношениях являлся высококачественным продуктом эпохи. У него было не только имя своего прототипа, но и его специальные знания.

Взгляд, которым он наградил Старого Мэтью Норта, искусно объединяло в себе аристократическое высокомерие и презрение военного к штатскому.

— Я Мэтью Норт. Госпожа Зевс Кристопулос IX ожидает меня, — сказал Мэтью.

Робохранник сделал вид, что не слышит. Тем не менее, он тут же передал информацию по крошечной рации, вмонтированной в его шлем.

Мгновение спустя в тихом ночном воздухе прозвучал властный голос Геры Кристопулос:

— Ну, впусти же его, ты, синтетический сноб! Я еще днем сказала тебе, что ты должен его пропустить.

Ни слова не говоря, Александр Великий шагнул в сторону и указал своим лазерным копьем на фасад с множеством колонн Дома Кристопулоса.

Все еще дрожа от ветра, пронизывавшего его, пока он шел от Гостиницы, Мэтью направился по мраморной лестнице, нервно поглядывая на вырезанные барельефы божественных жен предыдущих Зевсов: Метиксу, Майю, Лето, Диону, Деметру, Мнемозину, Фемиду и Эвриному. Выше карниза и как раз под пиком фронтона был большой барельеф Геры, поразительно похожий на живую Геру, с которой он собирался преломить хлеб. С обеих сторон этот пантеон обрамляли нижестоящие поклонники, барельефы различных смертных, которые способствовали славе Греции. Некоторых Мэтью узнал по бюстам и скульптурам, которые видел в микробиблиотеке джет-трактора: Тацита, Гераклита, Аристотеля, Платона Эпикура, Софокла. Одна из фигур лежала у ног Геры. Это был барельеф Гомера.

Ночь наступила час назад в соответствии с периодом вращения Гипериона, установленным веков пять назад по приказу Ника Грека. Сатурн уже поднимался по небу. Оторвав взгляд от фронтона, Мэтью стал подниматься по широким мраморным ступеням.

Дорические колонны, казалось, вздымались все выше и выше над ним. Чувство ничтожности себя самого, которое обрушилось на него, еще когда он вышел из Гостиницы, все росло и росло. Он чувствовал себя очень маленьким, когда, наконец, вошел в дверь, временно возникшую в черной завесе силового поля, и попал в огромную комнату, уже желая исчезнуть совсем.

Комната занимала всю переднюю часть прямоугольного здания.

Строго говоря, это была не комната, а большой вестибюль. С трех сторон высились до самого архитрава великолепные дорические колонны, а на четвертой стороне — как раз напротив главного входа — величественно поднималась на второй этаж главная лестница, и там были видны десятки декоративных дверей. Все было отделано мрамором, даже столы и стулья. А в центре комнаты мраморный фонтан вздымал изящный букетик цветов из сверкающей всеми красками воды. Высоко над фонтаном, по-видимому, висящая прямо в воздухе, была люстра в форме спиральной галактики, испускающая мягкое, но проникающее повсюду сияние. Силовое поле между колоннами, так эффективно скрывающее внутренности Дома от посторонних взглядов, здесь было лишь легким, прозрачным туманом. И через этот туман виднелись, как свечи, далекие огни города Сатурния.

Рободворецкий, выполненный в той же манере, что и робохранник Александр Великий и носящий греческую тунику, на передней стороне которой было вышито его имя Пиндар, шагнул вперед, мягко ступая одетыми в сандалии ногами. Он принял у Мэтью пальто и шапку с ушами, и провел его через зал к круглому мраморному столу, стоящему у основания лестницы. Проходя мимо фонтана, Мэтью вздрогнул, заметив серебристые вспышки, обозначавшие присутствие в воде венерианских пираний.