Татьяна Виноградова - Академия [СИ]

— Ну, вряд ли это просто традиция, — рассудительно заметил Хахтанг после недолгого молчания. — Ты же знаешь, что с людьми в сурдокамере иногда происходят странные вещи.

— А с центаврианами? — немедленно заинтересовался Тед.

— И с центаврианами. Это — испытание, которое помогает раскрыть потенциал личности. Некоторые начинают неплохо рисовать или писать стихи, другие увлекаются математикой… у каждого оно по-разному.

Онгой тоже взгромоздился на подоконник.

— Ну, ещё — это проверка волевых качеств, — деловито добавил он. — Некоторые люди не выдерживают, ломаются. Начинают видеть всякую всячину — ну там стекающую на пол клавиатуру, взрывающийся монитор…

— Но почему? — возмутился Тед. — Подумаешь, неделя отсидки. Что тут такого?

Он, как и все, знал, что испытание тишиной считается одним из самых тяжёлых. Историй о «сурде» ходило много. Но он искренне не мог понять, в чём тут фишка.

— Сенсорный голод, — пояснил Хахтанг, словно несмышлёнышу.

— Ну ладно глюки, это понятно, — рассудил Онгой. — Мозгу не хватает впечатлений, и он начинает представлять невесть что. Но ещё, говорят, кто-то может потерять уверенность в себе, начинает делать ошибки. Это значит, что он на самом-то деле не может принимать самостоятельные решения. У таких в личном деле навсегда — «чёрная метка»: им нельзя становиться командирами звездолётов.

— Чур меня! — Теодор фыркнул. — Нет уж, капитанское кресло обойдётся без моей задницы. Я уж как-нибудь в пилотах… мороки меньше, — и он сделал жест рукой, словно бы перелистывая страничку на вирт-окне — «бумажная» волокита почти вся была на капитане. Но Онгой понял по-своему.

— Вот именно. Ты и за себя-то отвечать толком не умеешь, а тут — за других…

Тед толкнул одногруппника, спихивая с подоконника, тот не остался в долгу, и предмет разговора был благополучно забыт.

— … И не забудьте — все физиологические параметры вашего организма непрерывно записываются. В вашу задачу входит не только решение тестов, но и ведение личного журнала. Подробно описывайте происходящие с вами изменения. Ваши записи будут сопоставлены с показаниями приборов, и их анализ также повлияет на полученный балл.

Инструктаж был окончен, и курсантов развели по тем помещениям, где им предстояло прожить неделю.

Дверь в «сурду» бесшумно отъехала в сторону, и стало видно, какой она толщины. Куда там корабельным переборкам! Тяжёлая, явно многослойная. Курсант, глядя под ноги, переступил через пазы в полу и осмотрел маленькое помещение: койка, шведская стенка, небольшой стол с терминалом и мягким креслом, тумбочка — и всё. Чтобы подойти к креслу, достаточно было сделать всего лишь шаг. В углу обнаружился вход в санузел. Небольшая металлическая шторка прикрывала нишу в стене — парень заглянул внутрь, она была пуста. Белые матовые стены, светильники, утопленные в потолке. В общем, смотреть особо не на что. Он прилепил на кожу датчики — один пониже уха, второй — под ключицей — включил компьютер, сел и вытянул ноги. Простой экран — даже не вирт-окно — был практически пуст. Впрочем, Тед и не ожидал увидеть игрушки или папки с музыкой. Через секунду он сообразил, что не слышит привычного шуршания вентилятора компьютера. Ах, да — полная тишина.

«Ну что ж, раз так надо — поскучаем».

Циферблат в углу экрана свидетельствовал о том, что полчаса, отведённые на ознакомление с помещением, истекли.

Время было жёстко расписано. Курсант достал крохотную флешку и переписал на рабочий стол папку под номером один, заодно бегло просмотрев и остальные. О, ё-о… сколько всего. И почему, спрашивается, нельзя было загрузить содержимое заранее? Или же пересылать ему по внутренней сети одно задание за другим, по мере их выполнения?

В первой папке оказалась контрольная по матану. Будущий пилот вздохнул и приступил к работе. Похоже, это было испытание скукой, а не тишиной.

После решения каждой задачи он нажимал на кнопку «отправить», и компьютер бесследно сглатывал написанное. Тогда он открывал следующую.

Через некоторое время он прервался, налил в стаканчик воды из-под крана — та была безвкусной, как будто рециклированной — и вспомнил, что должен вести журнал с записями обо всём, что происходит. Но ведь ничего не происходило. Теодор открыл журнал и записал:

«11.00. Тихо пялюсь на стенУ, созерцая тишину».

Слово «созерцаю» явно обозначало что-то другое, но эту тишину и впрямь, казалось, можно было увидеть, потрогать и даже нарезать ломтями. Курсант подумал и всё же исправил: