Алексей Янкин - Наследник славы. ч.2 [СИ]

— Был у Романа. Всё, всё рассказал. Всё, всё узнал. — после чего Кабо пересказал все то, о чем знал сам Роман о судьбе Зои и Савелия Михайловича.

Затем вдруг закончил:

— Роман сказал, мы скоро вытащим Шуке на волю. Тебя, — для убедительности маа ткнул пальцем в лоб сидящего пленника, — Тебя вытащим.

— Когда?

— О-о. Скоро-скоро. Сам увидишь. Такое скоро будет! Все, все на волю выйдут.

— Что будет то? — недоумённо спросил Шуке, — Что произойдет?

— Увидишь, увидишь. — хитро морща мордочку удалился Кабо.

«Надо же? — думал Шуке, — Что еще задумал Роман? Как он собирается вытащить меня отсюда? Может что наврет про меня матороканцам, раз они к нему так хорошо относятся? Скажет им, что я беглый преступник, а значит не враг им? О, вечные силы! Хоть бы у него получилось. Не хочется пропадать в этой конуре»

Не раз еще пытался Шуке заговорить с Кабо о непонятных ему планах Романа. Но Кабо лишь сопел узкими щелями-ноздрями у основания шеи, нетерпеливо постукивая правой передней ногой по полу. Почему-то он не хотел больше говорить на эту тему — или сам не знал подробностей о планах спасения Шуке, или ему велено больше ничего не говорить. Все же раз заключенному удалось вывести маа на интересующую его тему.

— Кабо. А сам ты не хотел бы убежать с этого корабля?

— Убежать? — удивился коротышка, — Куда убежать?

— Ну куда? Туда, где ты смог бы стать свободным.

— Свободным? — Кабо задумался. И вдруг, словно одернув свои мысли, выдохнул, — Хочу! Я очень хочу понять, что такое «быть свободным». И правда ли это так хорошо, как говорит Роман.

Тут резко оборвав себя, поняв, что сболтнул лишнего, маленький маа грустно заявил:

— Я не знаю, что такое «свобода». Никто из нашего народа этого не знает. Мы все родились на этом корабле рабами от родителей рабов. И наши родители родились здесь рабами. И их родители. И родители их родителей.

— Неужели нигде во вселенной нет вашей родной планеты, на которой живут свободные маа.

— Почему нет? Есть. Должна быть. — поправился Кабо, — Не может такого быть, что нет. — и через минуту раздумий, — Хочется, очень хочется, чтобы была такая планета. Планета свободных Маа! Но я не знаю, где она. И никто из наших не знает…

— Роман рассказывает вам о свободе? Он говорит, что вы должны быть свободны? — попытался перевести разговор в нужное ему русло Шуке.

Кабо строго посмотрел на пленника:

— Роман много о чём говорит. Говорит нам. Не тебе. Нам! Зачем тебе знать? Когда надо, скажут что делать.

— Свобода, это хорошо. — Шуке грустно качает головой, — свобода, это когда ты волен делать, что хочешь. Когда никто тебе не говорит, чем ты должен заниматься и как жить. Когда ты идешь туда, куда хочешь сам и находишься там с только, сколько сам пожелаешь. Не сидишь под замком.

— И Роман говорит так же, — Кабо вздыхает, — Но я не пойму, как это? Никто не говорит… Никто не показывает… Никто не решает… А кто решает?

— Сами. Каждый решает сам за себя.

— А кто накормит? Где пищу взять? Кто планирует работу? Кто скажет: «Кабо, надо сделать то-то и то-то. Кабо, сегодня принесешь это. Кабо, ты наказан. Кабо, ты животное». Кто скажет, где Кабо ночевать? В какую очередь кушать?

— Ты. Ты сам всё решаешь.

Кабо глубоко задумался. Тихо прошептал:

— Но это… очень страшно. Сам! Всё!!! Страшно и непонятно.

— Кабо, — успокоил его Шуке, — поверь мне, это не страшно. Это замечательно. Ты не один будешь свободен. Рядом с тобой все будут свободны. Вы станете помогать друг другу, заботиться друг о друге. Но не потому, что вас заставляют это делать, а потому, что вы уважаете друг друга.

— А если не уважаю?

— Ты будешь сам решать, кого уважать, а кого не уважать.

— Здорово! Но и страшно. Страшно и… и… я хочу быть свободным! — все глаза четырехного, горя огнем, уставились на собеседника, — Я стану свободным. Обязательно стану, — и что-то восторженно и испуганно бубня Кабо скрылся за дверью.

— Когда Роман что-либо сделает? Когда я смогу выйти отсюда? — не вытерпел через время Шуке. Ему до смерти надоела его тюрьма. Особенно теперь, когда свет свободы блеснул во мраке неволи. Даже матороканцы забыли о нём. Словно застрял в безвременье. Только маленький маа и оставался его крошечным окошком в существующий где-то там, за стенами камеры мир. Единственная его отдушина.

— Нельзя! Нельзя сейчас! Никак нельзя! — сгибает шею Кабо, бряцая тарелкой о столик, — Сейчас никак нельзя. Совсем нельзя. Роман сказал, ждать надо.