Кэтрин Валенте - Сияние

«Лучше бегите, ваше величество, а не то я вас съем!»

«Я лучше выйду замуж за гриб!»

«О, как бы мне хотелось увидеть, как рыбы живут на дне морском!»

Анхис произносил реплики мистера Бергамота. Он говорил низким голосом, который, как ему казалось, подходил осьминогу — уродливому существу, в истинность существования которого не верилось. Один раз он произнёс реплику через миску воды, и всех это рассмешило. Когда они смеялись, он испытал приятную дрожь, словно купался в Кадеше. Когда мистер Бергамот танцевал на экране в своих блестящих гетрах, Анхис тоже немного потанцевал, и публика снова рассмеялась. Это было чудесно.

«Ты забавная рыбка».

«Выше нос, рыбка-ёжик. Просто набери воздуха, сделайся больше размером, чем твоя печаль — испугай её, пусть бежит прочь. Только так и можно жить в этом ужасном старом океане».

«Моя любовь к тебе больше, чем океан».

Но когда дошло до кульминационной сцены — той, где мистер Бергамот и миссис Улун и Ромашка уплывали через обломки затонувшего корабля, спасаясь бегством от злобного морского дьявола доктора Дарджилинга, и казалось, что им не на что надеяться, девочка с косичками, которая должна была читать реплики Ромашки, заснула у ног игравшего на тубе.

Учительница сделала знак Анхису, чтобы он прочитал её слова, пусть это и было немного странно, поскольку он был мальчиком и должен был к тому же читать следующую реплику. Он попытался заговорить высоким и мягким голосом, как девочка, как, по его мнению, должна была говорить Ромашка.

«Я хочу, чтобы ночь закончилась и я снова увидела рассвет. Я хочу остаться здесь навсегда, с тобой, на морском дне».

Кровь отхлынула от лица Мальцового Доктора. Он прижал ладонь ко рту.

Где-то далеко от берега алый Кадеш содрогнулся.

Ночь закончилась в Краю молока и жажды. Но не в Адонисе. И не для Анхиса.

[Полутёмный экран. СЕВЕРИН АНК пробудилась от кошмара посреди ночи. Ей пять лет. Её отец сидит рядом на кровати, напоминающей огромную кованую беседку из колючих ветвей, на которой по причине лунной осени громоздятся вышитые лоскутные одеяла и бесконечное множество подушек. СЕВЕРИН в ней утопает; она маленький кораблик, дрейфующий в море постельного белья. ПЕРСИВАЛЬ АНК обнимает дочь длинными руками.]

Не бойся, мой бегемотик. Сны иногда пугают, но они не могут причинить тебе вреда.

Могут! Ох, папа, могут. [Она начинает тихонько плакать.]

Поведай папе, что тебе такого ужасного приснилось. Когда происходит что-то по-настоящему жуткое, такое жуткое, что ты не в силах это вынести, можно воспользоваться волшебным трюком. Расскажи эту жуткую историю от начала до конца, и когда доберёшься до финала, то, вполне возможно, поймёшь, что очень даже можешь всё вынести, и, вероятно, всё было не так плохо, как тебе показалось сперва.

Мне приснилось, что я выросла и оказалась совсем одна. Я была самой одинокой девочкой в целом мире.

И это всё?

А разве этого мало? Я была в маленькой тёмной комнате, и куда бы ни пошла, брала эту комнату с собой, и никто не мог в неё войти, а я не могла выйти.

Это очень короткая история. Не знаю, работает ли магия с такой короткой историей. Тебе стало лучше?

Нет. Мне уже никогда не будет лучше.

Нет, любовь моя, будет. Солнце взойдёт и озарит ярчайшим светом страшных старых монстриков, которые резвятся в твоей бедной головушке, и всё опять сделается красивым, как радуга. Для этого солнце и предназначено.

Есть истории очень старые и очень сильные: они пустились в странствия из Родины в Страну, видящих и тех, кого видят, в Край неистовых ранчеро, в Край пурпурной кукурузы и в Край молока и жажды. Истории эти путешествовали безбилетниками: прятались в кораблях с переселенцами, выходили подышать и размять мышцы только в случае крайней необходимости. А когда корабли приземлялись, истории, собрав всю силу, вырывались на свободу и мчались во все стороны, переодевались в местную одежду и плясали на сценах, носили цветы в волосах. Истории — они такие. Они любят беспорядок, в особенности если устраивают его сами.