Андрей Ракитин - Миссотельский романс [СИ]

Он стоял, держась рукой за оконную решетку, лицом в сад, рядом покачивалась портьера. Ливия не знала, как заговорить с ним, и топталась сзади, стремительно краснея.

— Я же знаю, что это вы! Почему вы молчите?

Она собрала свои силы.

— Я… должна извиниться… за вчерашнее… Я вела себя… недостойно. Эта глупая вспышка. Я наговорила…

— Вы готовы отречься?..

Ливия запнулась.

— От всего, что вчера сказали?..

— Я…

Она увидела, что он улыбается. Она поняла, что сейчас умрет на месте. Сгорит от стыда. Рибейра за руки притянул ее к себе.

— Глупая моя девочка…

И произнес задумчиво какую-то стихотворную строчку, Лив не поняла языка, но слова заколыхали. а он вдруг легко поднял ее в воздух. Ливия знала, что сопротивляться бесполезно.

— Глупая моя девочка. Не думайте об этом. Готовьтесь лучше к балу.

Он, смеясь, поставил ее на паркет, повернул к себе спиной и слегка подтолкнул.

— Помните: вы должны быть самой красивой!

У Ливии кружилась голова. Она не понимала, что происходит. Какой бал? Неужели она посмеет там явиться? Да ее же засмеют… Бал в Миссотеле с его вечной тишиной?! Или Руис сошел с ума? Она спросила у кого-то из пробегавших слуг, какой нынче день.

— Да бог с вами, госпожа! Канун святого Хуана!

Значит, Руис не ошибся. а она, поглощенная тем, что происходит, ничего не замечала вокруг и не помнила, что лето пришло к середине, и что этой ночью праздник Солнцеворота, праздник Летнего Огня! Языческий, буйный, запретный, прикрывшийся теперь грубым плащом святого Хуана. Пропустила все, что делается в замке… а в нем новые люди, знакомые и не очень, и никому нет дела до нее. Суета в гостевых покоях, вытряхают ковры, грохочут по мосту экипажи, поварни дышат горячим паром, садовник с помощниками сбились с ног… Слуги шепчутся, что появился сам граф Арман со свитой… Но увидев свою добрую приятельницу Анжелику Дасси, Ливия поняла, что бал — только повод. Анжелика, двадцатилетняя красавица в шафировом платье, стиснула подружку в объятиях.

— Господи! Наконец-то! Сил моих нет!

Лив залюбовалась ею. а Анжелика тряхнула платиновыми кудрями, длинные серьги качнулись, разбрасывая синие огни.

— Я уже вдова, — сообщила гордо.

Лив сочувственно ахнула.

— Ну-ну… Ты вообразить не можешь, как это выгодно!

Лив не удивилась. Будучи вдовой, особенно вдовой вентанца, женщина получала такое преимущество, как свобода.

Они были дружны много лет. Когда отец Анжелики участвовал по заданию Орден в Заговоре Кордов, был схвачен вместе с другими и предпочел умереть, чем оставить осужденных, отец Лив принял на себя заботу о его дочери. Анжелика тоже какое-то время провела в Миссотеле, но отличалась красотой настолько потрясающей, что капитул счел неоправданным держать ее взаперти.

— А ты все хорошеешь! — объявила Анжелика, подхватывая Лив под локоть. Ну пошли к тебе, пошли, расскажешь…

Анжелика была для нее находкой, Лив никогда бы не справилась в одиночку со шнуровками, юбками и бантами, и глядела в немом восхищении, как та, прогнав служанку, опытной рукой затягивает ее, завивает и причесывает, пудрит и кладет румяна. а глянув в зеркало, не узнала себя. Анжелика удовлетворенно оглядела дело рук своих, прибавила кружевной шарф.

— Нет! — ахнула Ливия. — Я не могу так! Я смою!

— Дурочка, — вздохнула Анжелика. — Ты сама не понимаешь, какая ты красивая.

Они спускались в залу по винтовой лестнице, покрытой вишневым ковром, прижатым медными прутьями. В латернах над перилами горели огни. Дурманно пахли вставленные в прозрачные вазы орхидеи. На балконе за увитой цветами решеткой играл оркестр: тягучий гул труб, дрожащие тоны скрипок, стеклянный перезвон челесты, гитара… Гости толпились у колонн, сновали с вином и фруктами бесшумные слуги. Лив заметила смотрителя в его белом упланде, со знакомой цепью. На алых мозаиках танцевала девочка. В черных шелках, с розой в прическе, высоко поднимая худые руки. И только изредка брызгало из-под блестящей черноты кипение желтого кружева. Молчали скрипки и трубы, только челеста, только гитара… Не сразу Ливия узнала Микелу. И не сразу узнала в том белолицем черноволосом горце рядом с ней графа Армана, хозяина. Гости хлопали, восторженно вскрикивали. Микела задыхалась и наконец готова была упасть, когда граф подхватил ее за хрупкую талию и поднял вверх. Девочка взлетела над толпой и, вырвав из кудрей свою розу, кинула им. Кто-то из мужчин подхватил подарок и почтительно прижал к губам.