— Амазонка.
— Женщина? Никогда не слышал, чтобы в ОСНАЗ принимали женский пол.
— Товарищ майор, потом поговорим, если будет о чём.
— Да-да, идёмте, познакомлю с остальными командирами.
В углу коридора сидел окровавленный дежурный с сильно разбитым лицом. Потрёпанная гимнастёрка на груди покрылась бурыми пятнами.
— Сначала в третью, — майор тоном дал понять, что он имел ввиду.
Барак тихо гудел, ругался матом, переживая ночной визит истязателей. Во второй секции всхлипывающий мальчишеский голос кого-то спрашивал: 'За что они Колю, а? За что? Он всего лишь поднял руку…'.
Белозерцев вывел ко мне мужчину без знаков различия — средний рост, кавказский тип лица. Я сравнил с виденной фотографией и нашёл только общие черты. Тяжёлые условия жизни никого не красят. Не буду утверждать со стопроцентной уверенностью, что вижу сына Вождя.
— Яков Джугашвили?
— Да, — он ответил с упрямой решимостью, заиграв желваками на скулах.
— Шрам есть?
— Какой шрам?
— Двадцать шестой помните?
— Конечно помню.
— Поднимите гимнастёрку.
— Зачем?
— Шрам посмотрим, послеоперационный.
— Смотрите, мне не жалко.
— Вы кто?
— Я же сказал — Яков…
— На левой стороне груди отсутствует след от пули.
— И что? Все жить хотят, — вскинулся 'двойник' и тут же сник. — Все жить хотят.
Наш разговор прервало появление Белозерцева с двумя людьми примерно его возраста. Я предложил 'Джугашвили' вернуться в секцию и подумать, а сам присоединился к командирам.
— Товарищи, слушайте внимательно, дело касается ваших жизней. Просьба выполнять сказанное без оглядки на необычность происходящего. Сейчас в стене откроется дверь и люди спокойно, без суеты проходят в неё и сразу бегут прямо, в сторону деревьев. Двигаться строго между двух огней — это группа прикрытия подсвечивает путь.
— Остальные бараки? — угрюмо спросил крупный мужчина с пятном ожога на щеке.
— К сожалению, нет.
— Плохо, но понять можно, — второй, с хищным профилем, сверкнул холодным пристальным взглядом. — Показывайте вашу волшебную калитку.
— Повернитесь, — я кивнул им за спины.
— Товарищи командиры, — объявил Белозерцев после секундного замешательства. — Срочная эвакуация. Владислав Анатольевич, ваша секция ближе, вам и начинать.
Не знаю, какие слова услышали офицеры от старших по комнатам, но вбитая в учебных заведениях дисциплина, чувствовалась в отсутствии суеты. Люди молча исчезали в контуре перехода, помогая раненным.
— Виктор Степанович, уходите, здесь от вас ничего не зависит. Пока тихо, вы спокойно пройдёте оставшиеся двести метров до следующего перехода.
— Вышла только половина, как можно?
— Товарищ майор, вы нездоровы и в случае экстренной ситуации задержите остальных, а это чревато лишними жертвами.
— Убедили, — он протянул мне руку. — Постарайтесь вывести всех.
Чёрт, как медленно движется народ. В бараке набито человек двести, если не больше. Узкие проходы, скученность, хорошо хоть никто не толкается, создавая пробку. Осталось выйти последней партии из первой секции, Нарейса зашла во вторую комнату, проверить отсутствие людей. Хлопнула входная дверь, все замерли и тут же бросились вперёд, к близкой свободе. С улицы донёсся истошный крик:
— Герр офицер, герр офицер! Тревога! Ахтунг! Ахт…
'Винторез' сказал ту-дум, швыряя предателя на колючую проволоку. Залаяли собаки, надрывно загудела сирена. Немцы словно ждали, когда что-то случится. Нарейса била короткими очередями вправо от входа. Слева заскрежетали гусеницы — выстрел…Стена вспучилась обломками древесины, взрыв разметал всех, находящихся в коридоре. Организм среагировал мгновенно, превращая в пыль летящие обломки. Я выскочил через дыру и отправил в недолгий полёт гостинец от супруги — гранату с энергетической накачкой. Лёгкий танк вспыхнул огненным шаром, разбрасывая вокруг разорванный металл. На соседних вышках залаяли пулемёты, накрывая свинцовым ливнем разгорающееся здание. Два выстрела вынесли пулемётчиков вместе с ограждениями — двенадцатимиллиметровый привет от винтовки ВКС. Я вернулся внутрь и без церемоний хватал за гимнастёрки всех потенциально живых, выкидывая в переход.
— Нарейса, уходим. За лагерем похоже тоже заваруха. Ты первая, я за клиентом.
Она кивнула, швырнула что-то такое, очень мощное, заставившее землю вздрогнуть и вихрем пронеслась мимо меня. 'Джугашвили' из помещения не выходил, это точно. Он там и лежал, хрипло дыша. Осколки в нескольких местах пробили грудь — не жилец, слишком много повреждений и большая потеря крови. Я последний раз окинул взглядом барак, жизни не было нигде, закинул на плечо умирающего, и покинул негостеприимное место.
Читать дальше