Орр задумался о другой возможности:
«Если она попадется мне сейчас, узнаю ли я ее?»
Она коричневая, цвета темного балтийского янтаря, чашки крепкого цейлонского чая, но коричневых людей больше нет. Нет ни черных, ни белых, ни желтых, ни красных.
Люди со всех концов Земли стекаются в город МПЦ, чтобы работать здесь или взглянуть на него: из Таиланда, Аргентины, Ганы, Китая, Ирландии, Тасмании, Ливана, Эфиопии, Вьетнама, Гондураса, Лихтенштейна. На всех них одинаковая одежда, а под одеждой они всего одного цвета — серые.
Доктор Хабер обрадовался, когда это произошло. Это случилось в прошлую субботу.
Целых пять минут он смотрел на себя в зеркало, посмеиваясь и восхищаясь. Точно так же он смотрел на Орра.
— На этот раз вы выбрали самый экономичный способ, Джордж. Я начинаю верить, что ваш мозг сотрудничает со мной! Вы знаете, что я вам внушил?
Теперь доктор Хабер много и охотно говорит с Орром о том, что он делает и чего надеется достичь при помощи его снов. Впрочем, это помогает делу мало.
Орр смотрел на свои бледно-серые руки с короткими серыми ногтями.
— Вероятно, вы предложили уничтожить расовые конфликты?
— Точно! И, конечно, я предполагал политическое или экономическое решение. Вместо этого ваши мыслительные процессы пошли по обычному кратчайшему пути. Часто этот ваш путь превращается в короткое замыкание, но на этот раз вы добрались до сути, сделали изменение биологическим и абсолютным. Расовой проблемы никогда не существовало! И мы с вами, Джордж, единственные люди на Земле, которые знают об этой проблеме. Можете себе представить? Никого не линчевали в Алабаме, никто не был убит в Иоганнесбурге! Проблемы войны мы переросли, а расовой проблемы никогда не было. Никто за всю историю человечества не страдал из-за цвета кожи. Вы учитесь, Джордж! Вопреки самому себе, вы становитесь величайшим благодетелем человечества. Человечество потратило массу времени и энергии, чтобы решить свои проблемы путем религии, но вот являетесь вы и делаете Будду, Иисуса и всех остальных простыми факирами, кем они в сущности и были. Они пытались уйти от зла, а мы лишаем его корней, уничтожаем его.
Триумфальные песни Хабера беспокоили Орра, и он их не слушал. Он рылся в своей памяти и не находил в ней ни послания, доставленного на поле битвы в Геттесберге, ни человека по имени Мартин Лютер Кинг.
Впрочем, это казалось ничтожной платой за великое благо — уничтожение расовых предрассудков, и он ничего не сказал.
Но никогда не знать женщину с коричневой кожей и волнистыми черными волосами, подстриженными так коротко, что линии коричневой кожи на шее казались изгибом изящной бронзовой вазы? Нет, это неправильно. Это невыносимо, чтобы каждый человек на Земле напоминал по цвету боевой корабль.
«Поэтому ее и нет, — подумал он. — Она не могла родиться серой. Коричневый цвет был ее частью, он не случаен. Ее гнев, робость, резкость, мягкость — все в ее характере смешано, темное и светлое, как в балтийском янтаре. Она не может существовать в мире серых людей. Она не родилась».
А он родился. Он может родиться в любом мире. У него нет характера. Он ком глины, брусок дерева.
И доктор Хабер — он тоже родился. Ничто не может помешать ему. В каждом воплощении он лишь становится больше.
Во время ужасного путешествия с дачи в гибнущий город Хитзер сказала ему, что пыталась внушить ему увидеть во сне улучшенного Хабера. С тех пор Хабер откровенен с ним. Впрочем, откровенность — не вполне точное слово. Хабер слишком сложен, чтобы быть откровенным. Слой за слоем можно снимать кожу с лука, и все же откроется только лук.
Снятие верхнего слоя — единственное происшедшее с ним изменение, и оно объяснялось, возможно, не эффективным сновидением Орра, а изменившимися обстоятельствами. Он теперь так уверен в себе, что не считает нужным скрывать свои намерения или обманывать Орра. Он его просто принуждает. Добровольное терапевтическое лечение неизвестно в новом мире, но законы сохраняют свою силу, и ни один юрист не может и помыслить отобрать пациента у Вильяма Хабера. Хабер — исключительно важная личность. Он директор ХУРАДа — мозга Мирового Планирующего Центра, где принимаются важнейшие решения. Он всегда хотел власти, хотел делать добро. Теперь она у него есть.
В то же время Хабер остается все тем же добродушным и равнодушным человеком, каким был при первой его встрече с Орром в грязноватом кабинете с фотографией Маунт-Худа в Восточной Башне Вильяметт. Он не изменился, он просто вырос.
Читать дальше