Светлана Тулина - Крик ангела [СИ]

Всевышний снова играла с Азирафаэлем в игру, правил которой он не знал. Впрочем, Она от начала времен играла со всеми в этой Вселенной только в такие игры, странно было бы Ей менять традиции по истечении шести тысяч лет. И разница только в том, что в нынешней партии для Азирафаэля ставки оказались неожиданно высоки. А потому стоило дышать, дышать часто и быстро, стараясь набрать благодати по максимуму. Сколько получится. Благодать была очень нужна — там, внизу, в задней комнате его книжного магазина.

— Что ж, не смею долее тебя задерживать.

Хотя Азирафаэль ждал этих слов чуть ли не с самого начала странного разговора, но прозвучали они все равно неожиданно. И больно.

— Сделать лифт?

Азирафаэль с сожалением покачал головой. Как ни жаль было тратить с таким трудом надышанное на лифт, но у него были причины в этот раз проложить его самому.

— Завтра в это же время?

Ему показалось, что фраза прозвучала с вопросительной интонацией. Но ведь этого же не могло быть, правда? На всякий случай он кивнул. Откашлялся, прочищая горло.

— Осмелюсь ли я попросить…

— Да я уже поняла! — Она махнула рукой, ухмыльнувшись. — Ангелы — самый ленивый народ на свете, и если Я хочу кого-то из них видеть у себя, то доставкой должна озаботиться самостоятельно. Будет тебе завтра лифт, не переживай.

Азирафаэль не стал говорить, что вообще-то и не переживает. Во всяком случае — не по этому поводу. Ему и без того было о чем переживать.

Крик ангела не материален, но Азирафаэлю казалось, что он его видит — как легкую дрожь воздуха, почти незаметную, но повсеместную и даже чуть-чуть вроде бы отливающую янтарем. Еле ощутимые всепронизывающие вибрации, словно воздух превратился в желе из бледной айвы, слоистое такое, и если присмотреться краем глаза, то можно увидеть, как вздрагивают полупрозрачные блики на упругих ломтиках. Золотистые искорки, словно в глубине желтых глаз с вертикальным змеиным зрачком…

Крик не требовал от Азирафаэля приложения дополнительных сил, он просто был, и все. Он ничуть не мешал думать или говорить. Или делать что-то полезное.

Например — поменять пластиковые кассеты на капельнице.

Анальгетик, антибиотик, плазма, все тот же реополиглюкин и физраствор. Все как вчера. И руки у Кроули холодные — тоже как вчера . Холодные — это хорошо, это значит, что воспаления очаговые и общей лихорадки нет. Жаль, что ожоги обнаружил только сегодня. Хорошо, что обнаружил, и что сегодня, а не завтра. Два самых больших — грудь с плечом и бедро, много мелких, на спине тоже есть. Не святая вода и не дьявольский огонь, обычные термические ожоги, мелкие вроде бы от сигарет. Регенерант толстым слоем на все, лучше пока гель, чтобы пленкой схватилось. Перейти на мазь следует через пару дней, когда подживать начнет. Хорошо, что с самого начала положил Кроули не прямо на простыню, а на почти воздушную упругую прослойку, сплетенную из силовых жгутиков, благодати и перьев. Удачно. Не смажется. И лишней боли не причиняет, что тоже немаловажно.

С глазами сложнее.

Пока была благодать — заливал ею, только вот кончилась она опять слишком быстро. Впитывалась, словно вода в промокашку или в пересушенный песок самого центра пустыни, миг — и нет ее, снова сухо и воспаленно. Особенно в черно-красных провалах между страдальчески заломленными бровями и скулами, о которые можно порезаться.

Благодать кончилась. А боль и воспаление так никуда и не делись. Что ж, значит, и их тоже следует убирать человеческими методами. Несовершенными и малоэффективными, но лучше такие, чем вообще ничего. И даже мазь подходящую Азирафаэль уже нашел. И нанес — пока что тонким слоем, отслеживая реакции человеческого тела Кроули и скорость впитывания. Раньше ему никогда не приходилось лечить человеческие оболочки эфирно-оккультных сущностей, только обычных людей. Он не был уверен в наличии разницы, но это не мешало ему опасаться, что она таки есть.

Азирафаэль сел в стоящее у дивана кресло и осторожно взял Кроули за руку под довольно убедительным предлогом: надо же было проверить, как срастаются выправленные и закрепленные благодатью и эфирными слойками пястные кости. Насчет фаланг он почти не волновался, их сцепил по-горячему еще в Том Самом Коридоре и благодати бухнул с избытком, тогда еще не жалея, а вот при вправлении пястных уже пришлось экономить, не заливать, а буквально обмазывать, словно рачительная хозяйка — блинную сковородку перышком, которое макнула в масло.