Наталья Берген - Лаборатория бога

Ми-и-ё-ё медленно сползла с подоконника, бормоча на ходу: «сложно привыкнуть к телу. Ударяюсь постоянно…»

Недосказанность вкупе с медлительностью существа раздражали.

– А меня спросить не хочешь?

– Твоя способность к усвоению новых данных уже в отключке.

– Вот как? Одна из областей мозга горит красным светом?

Ми-и-ё-ё чуть наморщила лоб – видимо, не поняла.

– Хорошо, – сдался я, – пора проветрить мозги. Заодно попробую заказать ветер.

С мыслью о том, что теперь я здесь порхающее существо, я пошел в сад. Ми-и-ё-ё последовала за мной. Неужто существу высшего порядка некуда спешить? Когда мы молча стояли у альпийской горки – я временно смирился со считыванием – она тихо заговорила:

– В лаборатории время идет слишком быстро. Не успеет отозваться струна – появится на свет и повзрослеет человеческое поколение. Есть время абсолютное, время лаборатории, и есть время относительное – время миров, рабочее время и время домов грез. Сгустки научились настраивать дома грез так, что время в них идет на наше усмотрение. Этот я синхронизировала с течением времени на земле, так что в лаборатории за мое отсутствие не успеет произойти ничего интересного.

Я промолчал. Не хотелось думать об этом. Совсем.

– Пожалуйста, не копайся у меня в мозгах. Пока. Я имею ввиду: не меняй меня.

Я несмело посмотрел на Ми-и-ё-ё. И впервые заметил всплеск эмоции в ее глазах. Аккуратность в общении не помешала бы – до этого спокойствие существа только раззадоривало меня.

– Я не вмешиваюсь в твои мысли. Только отслеживаю состояния. Людям дарована свобода воли. И если бы я знала, что вытащив ее образ, захвачу и тебя… я бы никогда не решилась на подобное.

– А как же струны?

– Струны нужны для свободы обустраивать это место. Тут нет супермаркетов и заказа пиццы на дом. Кстати, ты можешь выбрать, есть тебе или не есть.

– Потрясающе.

Я прищурил глаза, вглядываясь в дымку, ползущую из леса. Хотелось добрести до обрыва и попробовать вызвать ветер.

Ветра мне хронически не хватало.

***

Лес менялся. Изменения в его ярусах проступали медленно, словно конденсат на оконном стекле зимой, когда на кухне готовят и кипятят. Вот маленькая сосна скукожилась, спрятавшись за валун. Рододендроны из ярко-лилового становились нежно розовыми, смутно напоминая светодиодные вывески. Пока я шагал к обрыву, на периферии зрения что-то менялось, обращалось живой плотью и готово было броситься ко мне, преградив путь. Или так только казалось? Стоило повернуть голову, и рододендроны, как им и положено, пенились розово-лиловой приторностью, зелень выступала матовым пластилином на туманном фоне, камни лежали неподвижные, напоминая, что все это – мертвое, символическое продолжение нашего с Ритой сада.

На подходе к обрыву, за которым расстилалась долина, ветви на высоте в два моих роста качнулись. Неужто ветер? Я прибавил шагу, напряженно глядя по сторонам. Человеческое опять взяло власть над телом, неадекватно усиливая и спутывая реакции. Тревога и возбуждение отдавались в груди, заставляли мышцы напрягаться сверх меры. Над головой уже не было зелени, и только россыпь камней и земля, похожая на чайную заварку, отделяли меня от утыканного редким кустарником склона.

Я замер. На время перестал дышать.

Где же он? Легкость. Шевеление ветвей. Дыхание долины.

Тяжесть. Смерть. Черное платье. Короткий женский вскрик, тупой удар, шок.

Я открыл глаза и часто задышал. Ветра не было – долина и лес молчали.

***

Возвращаясь домой, я уже не смотрел по сторонам, не подозревал вокруг шевеление и перевоплощение.

Ми-и-ё-ё не оказалось ни в саду, ни в доме. В гостиной я впервые позволил себе поиграть в детектива. Не нужно было быть Эркюлем Пуаро или Хари Холле, чтобы понять: в доме все осталось прежним, но отсутствовали носители информации и техника.

Бытовые приборы стояли на месте, хоть необходимость в таких штуках, как стиральная машина, и отпадала. Но вот компьютер, телевизор и планшет вкупе к флешками из дома исчезли. Я прошагал на кухню и провел рукой по столешнице, упорно воображая пыльный налет. Ничего. Поглядел на руку, ухмыльнулся, отправился на второй этаж. Стремянка, примостившаяся на лестничной площадке, заставила меня остановиться, не доходя до двери спальни. Она вела на чердак.

Чердак стоило выбросить из головы. О том, чтобы подняться туда, не могло быть и речи.

И именно поэтому, полагаю, из-за рокового влечения к запретному, меня так туда тянуло. Будто кто-то с пустотой вместо сердца и голодными дырами на месте глаз подтолкнул сзади, плотоядно усмехнувшись: «Будет тебе, хуже уже некуда».