Майкл Муркок: Кочевники времени [Роман в трех частях]

— Моя сумка, — сказал он.

Я поднял с пола матросский мешок и протянул ему. Он направился назад в ванную и закрыл за собой дверь.

Слуга с любопытством посмотрел на меня:

— Это кто-то… из родни, сахиб?

Я рассмеялся:

— Нет, Рам Дасс. Просто человек, которого я подобрал на пристани.

Рам Дасс расплылся в улыбке.

— А! Это христианская любовь к ближнему. — У него был очень довольный вид. Недавно обращенный в христианство (гордость одного из здешних миссионеров!), он теперь постоянно переводил непостижимые поступки англичан в добрые, смиренные евангельские понятия. — Стало быть, он нищий? Вы самаритянин?

— Ну, я не так самоотвержен, — заверил я его. — Подбери лучше для господина один из моих костюмов, чтобы он мог переодеться после ванной.

Рам Дасс восторженно кивнул:

— И рубашку, и штаны, и носки, и ботинки — все?

Я поневоле улыбнулся:

— Очень хорошо. Все.

Мой гость отмывался довольно долгое время; когда же он наконец вышел, то выглядел куда более привлекательным, чем прежде. Рам Дасс приготовил для него одежду, которая чрезвычайно хорошо подошла к нему и сидела лишь слегка свободно, поскольку питался я значительно лучше него. За его спиной Рам Дасс размахивал опасной бритвой, блестевшей ярче его широкой улыбки.

— Я побрил жантльмена, сахиб!

Теперь передо мной стоял привлекательный молодой человек не старше тридцати, хотя что-то в выражении его лица заставляло думать, что на самом деле лет ему значительно больше. У него были вьющиеся золотистые волосы, массивный подбородок, решительный рот. Он не выказывал ни одного из признаков слабости, какие я часто имел случай наблюдать у других людей подобного рода. Выражение боли исчезло из его глаз, сменившись отрешенным, почти сонным. Рам Дасс многозначительно шмыгнул носом и поднял за спиной этого человека длинную трубку, которая и подсказала мне разгадку тайны.

Так вот оно что! Мой гость был курильщиком опиума! Он впал в полную зависимость от наркотика, который некоторые люди называют проклятьем Востока и который так много сделал в развитии знаменитого восточного фатализма; наркотик, отнимающий у человека желание есть, работать, испытывать обыкновенные житейские радости, — наркотик, отнимающий в конце концов у человека саму жизнь.

Мне стоило определенного напряжения сил не дать ему почувствовать моего ужаса и сострадания. Вместо этого я сказал:

— Ну, старина, что бы вы сказали по поводу позднего обеда?

— Если вам угодно, — рассеянно отвечал он.

— Я просто подумал, что вы проголодались.

— Проголодался? Нет.

— Ну, во всяком случае, прикажем принести нам что-нибудь. Рам Дасс, не мог бы ты подать на стол? Чего-нибудь холодного. И передай господину Ольмейеру, что у меня гость, который останется на ночь. Пусть постелят вторую кровать и все прочее.

Рам Дасс вышел, а мой гость без приглашения подошел к буфету, чтобы выпить виски. Перед тем, как налить в стакан содовой, он помедлил, как будто ему пришлось вспоминать, как именно готовят выпивку.

— Куда же вы собирались, когда безбилетником садились на корабль? — осведомился я. — Ведь наверняка уж не на Роув Айленд?

Он повернулся, пригубил виски и неподвижно уставился в окно на гавань и расстилавшееся за ней море.

— Это — Роув Айленд?

— Да. В некотором смысле это край света.

— Что?

Он взглянул на меня недоверчиво, и в его глазах я опять увидел след прежней муки.

— В переносном смысле, хотел я сказать. На Роув Айленд почти нечем заняться. Сюда ниоткуда не приезжают, разве что из тех мест, откуда прибыли вы. А откуда вы, в конце концов?

Он неопределенно махнул рукой:

— Понимаю. Да. О, вероятно, из Японии.

— Япония? Вы находились на иностранной службе?

Он взглянул на меня так пристально, точно подозревал в моих словах какой-то скрытый смысл. Потом сказал:

— А перед тем в Индии. Да, перед тем я был в Индии. Я служил в армии.

Мне стало неловко.

— Что? Как же вы оказались на «Марии Карлссон» — на том корабле, что доставил вас сюда?

Он пожал плечами.

— Боюсь, что понятия не имею. С тех пор, как я покинул… те места, откуда я возвращаюсь, все происходит точно во сне. Только проклятый опиум помогает забыть. Опиумные сны приносят меньше страха.

— Вы принимаете опиум? — Формулируя вопрос таким образом, я сам себе казался ханжой.

— Так много, сколько могу достать.

— Должно быть, вы пережили нечто по-настоящему ужасное, — прямо сказал я, разом позабыв свои изысканные манеры.