Борис Штерн - Феникс сапиенс [калибрятина]

Самолет сделал два широких круга над окрестностями. Огромная ржавая долина соединялась с внешним миром узким ущельем, прорезавшим ледник. По ущелью текла бурная мутная река, сливающаяся с чистыми потоками, текущими по поверхности серо-голубого льда. Дальше эта река через цепочку плесов и порогов соединялась со Средней Волгой — мирный ландшафт, успокаивающий после увиденного кошмара.

— Ну как тебе все великолепие, что дядя Сэнк живописал перед экспедицией? — спросила Мана, когда Алека спустилась на пирс с каменным лицом.

— Да так… — ответила Алека. — Жуть! Пробирает до кишок.

— Я тогда, год назад, совсем другое имел в виду, — сказал вышедший следом Сэнк. — Природу, а не это эпическое месиво. Если честно, я не был уверен, что мы вообще что-то найдем, не говоря уж о таком буреломе, — я вполне мог ошибиться лет на пятьдесят. Эта жуткая Железная долина, судя по всему, появилась недавно и протаяла очень быстро — темные железяки, оказавшиеся на поверхности, покрасили ржавчиной все вокруг и сами растопили лед — они отлично греются солнцем и проводят тепло. На аэрофотосъемке двадцатилетней давности никаких намеков на Железную долину нет. И вообще не видно никаких следов мегаполиса.

— Ты хоть снял панораму? — поинтересовалась Мана.

— Пять кассет отщелкал. Сейчас засяду проявлять и печатать, пока Дават не улетел. Такого еще никто не видел. Первый и последний раз в истории ледник выносит город такого размера. Лет тридцать назад все, что мы увидели, скрывалось подо льдом. С тех пор здесь не было никого, кроме, может быть, местных охотников. Краг был гораздо восточней — во времена его экспедиции тут уже кое-что торчало, он просто промахнулся. Это чистая случайность, что мы увидели остатки города первыми.

— Папа, а то, что именно ты все первым рассчитал, — тоже чистая случайность? — возразил Стим. — Мы же не наобум сюда приплыли!

— Да, но случайность в том, что никто из исследователей не появился здесь до нас за последние лет двадцать, — хоть наобум, хоть по наитию.

Сэнк заперся в тесной лаборатории в трюме, остальные, включая Давата с пилотами, девочек и Глоню, пошли в поход по моренным гривам, которые уже окрасились в теплые тона, в золотистые, сиреневые, красноватые оттенки, предвещающие конец короткого лета. Морошка, брусника, клюква — плевали все эти ягоды на близлежащий ледник! Они чувствовали себя замечательно в уютных распадках среди вереска и багульника под лучами высокого солнца и потому созрели. Одиннадцать человек паслись на южных склонах пологих грив, у берегов небольших прозрачных озер, не успевших превратиться в болота. А пасла их гордая Глоня, пребывая в статусе аборигена, принявшего неопытных гостей под свое покровительство.

Наутро из трюма «Петербурга» в самолет по конвейеру поплыли ящики, обложенные сухой травой, закутанные в ткань.

— Дават, доверяю тебе все ледниковое богатство с единственной просьбой: не забывать, чье оно, кем добыто.

— Само собой!

— Еще одна важная просьба. Все, что остается там, — Сэнк взмахнул рукой в сторону ледника, — достояние человечества. Но я бы хотел, чтобы человечество не успело массово ринуться за этим достоянием до конца следующего лета, пока мы тут работаем. Поэтому, давай наложим эмбарго на любую существенную информацию до конца марта. Такой задержки достаточно, чтобы на следующий сезон никто не успел снарядить сюда полновесную экспедицию. А на гидропланах пусть себе прилетают. Надеюсь, прогрессивное человечество простит нас за эту уловку.

— Годится, но что мне говорить журналистам, которые жилы из меня вытянут: как там экспедиция «Петербург» поживает?

— Так и скажи: хорошо поживает, питается свежими фруктами, пьет вино, роет лед, ищет артефакты, а карты раскроет чуть позже. Можешь показать наши фото и рассказать про Кану с Лемой и про Глоню обязательно. Вот тебе пакет с фотографиями, которые можешь публиковать хоть завтра. А вот пакет с фотографиями, которые можешь опубликовать 31 марта 966 года. Теперь по поводу книг. Можешь заняться реставрацией и переводом, но в подполье за семью замками. Любые публикации — по согласованию с нами. Годится?

— Само собой!

— Хорошо, Дават. Ну, счастливого пути! Будь здоров, береги себя!

— Счастливо, Сэнк! Удачи. Она уже у вас есть, пусть станет трое­кратной!

Самолет пошел в разгон на взлет сразу же, как отчалил от пирса и развернулся, быстро оторвался от воды и пошел на юго-восток, затихая и уменьшаясь. Минут через десять от него не осталось ничего — ни жужжания, ни соринки в небе.