Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

СМИТ: Да.

НЕЛЬСОН: И вам лучше использовать простые слова — если мне можно дать вам последний совет.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Хорошо, я понял.

НЕЛЬСОН: До свидания, ваше превосходительство. До свидания, сынок.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Благодарю вас, доктор. Мы еще увидимся… Как ты себя чувствуешь?

СМИТ: Чувствую себя хорошо.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Прекрасно. Если тебе что-нибудь нужно, попроси меня. Мы желаем тебе счастья. А теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Ты умеешь писать?

СМИТ: Писать? Что такое «писать»?

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Ну, тогда сгодится и отпечаток пальца. Я хочу прочесть тебе бумагу. В ней полно всяких адвокатских словечек, так что вкратце — она говорит, что покинув Марс, ты оказываешься… То есть уступаешь все права, которые у тебя могут быть на него. Понимаешь меня? Ты оформляешь доверенность на правительство.

СМИТ: (молчит).

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Ну, давай тогда так… Ты ведь не владеешь Марсом, верно?

СМИТ (долгая пауза): Не понимаю.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Гм-м… Давай попробуем еще разок. Ты хочешь остаться здесь, не так ли?

СМИТ: Не знаю. Меня послали Старейшие (длительная непереводимая фраза. Звуки похожи на драку лягушки-быка с котом).

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Черт, не могли как следует научить английскому! Слушай, сынок, ты не беспокойся. Все, что мне нужно — это отпечаток твоего большого пальца вот здесь, внизу. Дай мне правую руку. Нет, не надо так скрючиваться… Выпрямись!.. Я не собираюсь делать тебе ничего плохого… Доктор! Доктор Нельсон!

ВТОРОЙ ДОКТОР: Да, сэр?

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Где доктор Нельсон?

ВТОРОЙ ДОКТОР: Доктор Нельсон? Но он ушел, сэр. Он сказал, что вы освободили его от обязанностей.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Нельсон так сказал? Ну и черт с ним! Сделайте что-нибудь!.. Искусственное дыхание, похлопайте по щекам… Только не стойте так… Вы что не видите — человек умирает!

ВТОРОЙ ДОКТОР: Я уверен, что ничего делать не надо, сэр. Оставьте его одного, пока он не выйдет из этого состояния. Доктор Нельсон всегда так делал.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ: Будь он проклят!

Голос Генерального Секретаря больше не фигурировал, не было и голоса доктора Нельсона. Джил заключила (по тем слухам, что доходили до нее на работе), что Смит впал в каталептическое состояние.

На листках было еще две записи. Одна гласила: «Нет нужды говорить шепотом. Он все равно тебя не услышит». Другая: «Убери этот поднос. Покормим его потом, когда он придет в себя».

Джил принялась было перечитывать записи, но тут опять появился Бэн. В руках у него были такие же листки, но вместо того, чтобы протянуть их, он спросил:

— Есть хочешь?

— Пойдем, подстрелим корову.

Он ничего не говорил ни во время подъема на крышу, ни когда они брали такси, молчал он и во время полета до Александрийского причала, где парковались междугородние такси. Бэн взял одно из них — с балтиморским номером — и только в воздухе продиктовал курс:

— Хейджерс-таун, Мэриленд — он расслабился — Вот теперь можно и поговорить.

— Бэн, к чему такая таинственность?

— Извини, Стройненькие Ножки, я не знаю наверняка, не подбросили ли мне клопика, потому что, если на это способен я, это с таким же успехом может сделать кто-нибудь другой. И точно так же насчет такси, вызванного из моей квартиры. Хотя оно не обязательно должно иметь уши, но они могут в нем все же оказаться. Спецслужбам свойственны радикальные меры. Но это такси… — он погладил сиденье — Они не могут нашпиговать своей техникой тысячи машин. Эта, выбранная случайным способом, должна быть безопасной.

Джил поежилась.

— Бэн, не думаешь же ты… — она не закончила фразы.

— Ну да! Ты видела мою колонку. Я сделал ее девять часов назад. Ты полагаешь, что администрация позволит мне лягать себя в живот, не опасаясь ответного удара?

— Но ты же всегда был в оппозиции?

— Все верно. Но здесь есть разница. Я обвинил их в том, что они держат политзаключенного. Джил, правительство-живой организм — как и для всякого живого существа, его основной особенностью является инстинкт самосохранения. Ударь его — и оно ударит в ответ. На этот раз я ударил его всерьез — он помолчал и добавил — Но мне не надо было втягивать в это дело тебя.

— Я не боюсь. С той самой минуты, как вернула тебе твою машинку.

— Ты помогла мне. Если дела пойдут худо, этого будет достаточно.

Джил замолчала. В то, что она, которой не доводилось сталкиваться ни с чем более грубым, чем материнский шлепок в детстве и несколько со смаком произнесенных в ее адрес слов в более зрелом возрасте, попала в серьезную переделку, верилось с трудом. В качестве медсестры ей приходилось видеть последствия различного рода жестокости… Но это случалось с кем-то другим…