Олег Дивов - «Если», 2016 № 04 (247)

Если инопланетян не волновала разумность людей, то как насчет других разумных существ, когда-то называвших Землю своим домом?

Если океаны когда-нибудь вскроются, а люди снова заселят планету, то мы обнаружим, что на ней стало ужасно пусто.

Преодолевая усталость, я поплыл дальше.

Во второй раз меня разбудили сонарные импульсы. Вот он: одиночный объект примерно размером с подлодку. Он очень медленно и неторопливо опускался ко дну.

Я потратил несколько минут на эхолокацию, и когда увидел объект, у меня в жилах застыла кровь. В пилотском куполе зияла большая трещина, а верхний люк был распахнут. Ужасаясь тому, что мог обнаружить, я направил прожектора на купол и осмотрел внутренность маленькой подлодки на всю ее длину. Если я и ожидал найти тела, то с облегчением увидел лишь пустой корпус. Детей чуть ли не с рождения натаскивали на выживание, так что эту неисправную подлодку просто бросили и двинулись дальше.

Что там случилось, я так и не понял.

Я снова включил сонар, но импульсы ушли в никуда. Океан был молчалив во всех направлениях, такой же черный и пустой, каким я видел космос. Руководимый одним инстинктом, я возобновил долгий подъем ко льду.

На этот раз я проснулся не от мягкого покачивания субмарины.

А от стука по ее корпусу.

Я резко выпрямился в кресле, едва не потеряв наушники. Шея и спина болели, а руки, когда я взялся за рукоятки управления, действовали неуверенно.

Я понятия не имел, насколько долго вырубился на этот раз. Обвел взглядом панель управления, проверил автопилот. Вроде бы все в порядке. Но когда я увидел, что глубиномер показывает ноль, мне пришлось постучать по индикатору. Показание не изменилось. Что-то явно пошло не так. Постукивание по корпусу намекало, что я уткнулся в нижнюю границу ледяного поля, где морская вода неохотно превращалась в ледяную кашу. Я ни разу не поднимался так высоко, с тех пор как лед накрыл океаны, так что вполне возможно, что приборы начали барахлить в такой близости от ледяной коры.

Я включил прожектора, но не все, экономя заряд в батареях.

У меня ушла почти минута, чтобы понять, что я вижу.

Волнистая поверхность воды плескалась примерно на половине высоты купола.

Я что, угодил в воздушный карман подо льдом?

Направил свет вверх, но тот ничего не высветил в темноте.

Но погодите-ка… Там был не кромешный мрак. В нем различался четкий намек на цвет.

Я медленно опустил руку и выключил свет. Лодку мягко покачивало, волны негромко плескали по корпусу. Чернота над головой была усеяна белыми точками, а где-то очень далеко различался тускнеющий свет. Хотя нет, не тускнеющий. Как раз наоборот: его яркость медленно, но ощутимо нарастала, а чернота над головой стала приобретать оттенки — обсидиановый, пурпурный — и, наконец, вспыхнула темно-синим где-то на далеком горизонте.

Нет!

Руки отчаянно тряслись. Я едва сумел нажать на переключатель, выдвигающий единственную и давно не используемую радиоантенну субмарины. Где-то за спиной зажужжал крохотный моторчик. Я дождался, пока тот остановится, аккуратно надел гарнитуру, и мои уши наполнило тихое шипение.

Я нажал кнопку передачи на рукоятке управления субмариной.

— Говорит Макс Лейтон из двенадцатой станции США. Если меня кто-то слышит и понимает, прошу отозваться.

Мне ответил лишь мертвый треск в эфире.

Надежда с самого начала была слабой — мой сигнал не мог уйти далеко. Но я должен был попробовать.

— Повторяю, говорит Макс Лейтон из…

— Папа?

У меня перехватило дыхание. Я услышал единственное слово, разбавленное треском помех. Но это, наверное, было прекраснейшее слово из всех, что я слышал за всю жизнь.

— Дженна, — мягко произнес я в микрофон. — Пожалуйста, скажи — это ты?

— Ты как раз вовремя, — отозвался ее голос.

Если я испытывал неописуемое облегчение, то в ее голосе ощущался такой же восторг. Но вовсе не из-за меня.

— Как раз вовремя для чего?

— Для солнца! Мы оказались здесь на закате, и нам пришлось ждать всю ночь на поверхности. Мы открыли верхние люки, и воздухом можно дышать! Он очень холодный, но пригоден для дыхания. Папочка, мы это знали. Мы все это знали. Я так счастлива, что ты сейчас здесь, с нами.

— А где, черт побери, находится это «здесь», Дженна? Я тут никого не вижу.

— А ты выберись наверх и посмотри.

У меня ушла минута, чтобы открыть внутренний люк в рубку субмарины. Потом я вскарабкался по короткой лесенке, ударяясь о стенки узкого туннеля, потому что лодку продолжало раскачивать. У верхнего люка я замер, ухватившись за запорное колесо. Вот уже почти двадцать лет никто не дышал свежим воздухом. Быть может, голос дочери мне лишь померещился? Сейчас я точно не мог поручиться за ясность своего рассудка. Такое бывает, когда долгое время недосыпаешь.