Олег Дивов - «Если», 2017 № 02 (249)

Австралиец прожил в Якутске почти три месяца, пристрастился к строганине и кумысу, накупил мехов, ходил в добытой непонятно где расшитой шубе, и никто не рискнул сказать ему, что это свадебный наряд якутской красавицы. Он также посватался к Саяре Даниловой, и веселая аспирантка принялась морочить ему голову, пока не вмешался законный жених — Эргис, которому Аржаков за такое отчаянное вмешательство устроил хорошую головомойку в своем кабинете.

— Ты сам набрал молодежь, сынок. Вот и не удивляйся, что в институте страсти кипят, — сказал на это Аржаков-старший.

— Чему-то новому можно научиться только у молодежи, — ответил Софрон, которому на днях исполнилось сорок пять.

Но в результате, насмерть переругавшись, а потом помирившись с Но Пуангом, Тревельян настоял на том, чтобы использовать вместо мышей коз. И уехал, когда первая коза с подсаженным фрагментом генома дала подходящий клеточный материал.

Потом Ванька Попов, плохо понимавший, чем занимаются в институте, полез с кулаками на Тускула Кытчиева, вкатившего Люське слоновью, как и полагается, дозу снотворного. Пришел Аржаков, выругал Ваньку и прогнал из слоновника.

Предстояла тонкая операция — через микроразрез, запустив крошечного робохирурга, достать Люськину яйцеклетку. Потом ту же операцию проделали с Бетти. И через сутки им вернули яйцеклетки с подсаженной ДНК. Теперь оставалась гормональная терапия.

На Ваньку и Алтану возложили обязанность брать пробы слоновьих экскрементов каждые два часа. Будь Ванька подипломатичнее — уговорился бы с Алтаной, составил бы график, чтобы ночью хоть четыре часа поспать. Но он был сердит на всех, и особенно его раздражала Саяра, приходившая ставить слонихам уколы.

Наконец стало известно: обе слонихи в интересном положении. Тут-то настал Ванькин звездный час. Он ухаживал за Люськой, как мать за болезненным младенцем, вовремя давал витамины, водил на прогулки, сам смастерил ей попону и порывался изготовить войлочные сапоги. А уж как он истреблял блох, чьи укусы даже толстокожему слону неприятны, — это была эпопея, достойная Гомера.

Люська носила свое дитя двадцать один месяц, Бетти — двадцать два. Для принятия родов вызвали лучших ветеринаров Якутска. И вот, наконец, на свет появился первый мамонтенок. Когда он обсох, стала видна светленькая шерстка. Радость в институте была неимоверная.

— Они вернутся, они вернутся! — повторяли, как заклинание, слова Аржакова, которые впору было вывешивать в виде большой голограммы над институтом прикладной биологии на берегу Соленки.

Вскоре малыш, которого назвали Бойбур, стал терять шубку. Но не полностью — и этим он уже отличался от слоненка, который рождается мохнатым, а через несколько месяцев мохнатость пропадает бесследно. Бетти же родила девочку, крестным папашей которой стал Но Пуанг. Он назвал малышку по-корейски — Ким, что значит «золотая».

С первого дня мамонтят стали называть «дети», из чего происходило много курьезов. А Эргис Тайахов был отправлен в командировку — в Усть-Ленский заповедник. Туда Аржаков собирался со временем отправить «детей», чтобы жили в подходящих для мамонта условиях. Из заповедника он привез ценный груз: полсотни веников из тамошней растительности, чтобы посмотреть, как «детки» будут их есть. Бойбур и Ким веники одобрили, решение было принято, и Тускул получил задание: найти подходящее судно и подготовить для перевозки мамонтят.

Ему повезло. Речной трамвайчик «Айяна» при небольшой доработке вполне годился для путешествия, скорость имел хорошую, осадку низкую и мог довольно близко подходить к берегу. В речном пароходстве собирались вообще отдать его детям — не мамонтятам, а будущим водникам из клуба «Долгун», — так что плаванье к устью реки было для него последним.

«Айяна» имела две палубы, на носу и на корме. Одну приспособили для «деток»: поставили дощатые боксы, целый сарай для корма. Внизу в длинном помещении для пассажиров поселились Саяра и Алтана, мужчины же, поскольку лето жаркое, решили спать на носовой палубе.

Ванька Попов суетился больше всех. Когда привезли сколоченные из толстых досок сходни, рассчитанные на мамонтовый вес, под семьсот кило, он еще сам на них попрыгал и только тогда позволил грузить на «Айяну». Сходни были длинные, но Аржаков велел взять с собой еще досок и древесины. Он в молодости сплавлялся по Лене и знал: во многих местах утесы вплотную подходят к берегу, так что не причалить, а в иных есть пляжи и мелководье, к которым тоже нужно как-то приспосабливаться. И он же проинструктировал, какие удочки и какую снасть брать, чтобы ловить омуля.