А. Дж. Риддл: Холодный мир

В настоящий момент мне настолько плохо, что я предвосхищаю свой следующий выбор. У меня все болит, я вымотана, но я ни за что не засну, потому что боюсь потом не проснуться.

Я изо всех сил цепляюсь за жизнь, за каждую ее секунду, и только сейчас понимаю, насколько хочу жить. Вот что действительно имеет значение в такой ситуации – желание жить.

Правда, прямо сейчас я мало что могу сделать. Просто смотрю на мусор, оставшийся от станции, пытаясь понять, спасся ли еще хоть кто-то или осталась ли у меня еще хоть какая-то возможность сохранить свою жизнь.

Временами часть станции падает в атмосферу и сгорает, как сверкающие частицы в песочных часах, отсчитывающих время до моей гибели. Я нахожусь на сходящей орбите, и это только вопрос времени, когда я вместе с той частью МКС, к которой прикреплена, упаду в атмосферу и сгорю.

Новая яркая вспышка – похоже, космического мусора сгорает все больше. Но нет, этот свет становится ярче и ярче – что-то приближается ко мне.

Ракета, все ближе и ближе.

От нее отделяется капсула и направляется в мою сторону.

За мной .

Я не верю собственным глазам, слезы текут по моему лицу – меня спасут.

В федеральной тюрьме с вами происходит, если так можно выразиться, удивительная вещь – вы получаете некую «уголовную породу». Вы не обычный вор или убийца, мотающий срок в тюрьме штата. Обитатели Эджфилда или других исправительных заведений – настоящие гении преступного мира. Ну или, как минимум, те, кто стремится совершить преступление, которое станет известным далеко за пределами штата, и нарушил федеральный закон.

Минус в том, что они достаточно умны, чтобы найти меня и Педро. Мои подозрения подтверждаются, когда я слышу, как открывается сушилка в самом начале ряда, а потом следующая.

Вдалеке слышен треск автоматной очереди. Национальная гвардия ворвалась внутрь, умело использовав фактор времени. Через несколько минут они будут тут, и тогда – никаких переговоров. Самое важное – элемент неожиданности.

Дверца моей сушилки распахивается, и чья-то толстая рука выбрасывает наружу простыни. Вслед за этим мне в лицо направляется дуло пистолета.

– Вылезай!

Подняв руки, я начинаю аккуратно выбираться из сушилки, превозмогая боль во всем теле.

Звуки выстрелов все ближе. Такое ощущение, что началась Третья мировая война.

– Закрой дверь и подопри ее столом! – кричит один заключенный другому.

Я уже почти вылез из сушилки, но хотел бы забиться обратно вглубь, потому что знаю, что меня ждет. Боже, эти ребята тупые. (Хотел бы я взять назад свои слова о среднем уровне интеллекта федеральных преступников.)

– Я сказал, вылезай!

Как бы я ни хотел остаться внутри, приказания под дулом пистолета нужно выполнять. Я пытаюсь встать на непослушных ногах, как молодой олененок, делающий первые шаги.

Педро находят пару секунд спустя. Он хоть и выбирается с трудом, но стоит, гордо выпятив грудь. Сейчас он мне нравится все больше и больше, и, надеюсь, мы не сдохнем здесь, посреди прачечной.

Они заставляют его встать на колени, предварительно отобрав рацию и электрошокер, который он использовал на Марселе.

Мне больно стоять, так что я, ссутулившись, приваливаюсь к сушилке и замечаю, что выстрелы стихли. Что бы там ни происходило – война закончилась.

Неожиданно оживает рация, которую один из заключенных, по-видимому, забрал у другого охранника.

– Обращаюсь к тем, кто находится в прачечной. Все кончено. Выходите с поднятыми руками – больше нам потери тут не нужны.

Предводитель мятежников выглядит совсем не так, как я ожидал. Белый, средних лет, не особенно мускулистый, с уже редеющими волосами и однодневной щетиной. Он похож на тех, кого вы можете видеть на канале CNBC рассказывающими о том, что вам стоит купить акции его компании, несмотря на то что в последних отчетах у них крайне сомнительные показатели. Может быть, именно такие аферы его сюда и привели.

Он оглядывается, меряя комнату шагами, и видит то, что я и так знаю: ни окон, ни дверей, никакого пути наружу. Только небольшие вентиляционные отверстия в потолке. И не верьте тому, что показывают в фильмах, – они не такие большие, чтобы заключенный мог в них пролезть.

Когда предводитель заключенных отвечает по рации, его голос звучит мягко и спокойно:

– Мы тоже не хотим потерь. Нам нужен только шанс на спасение. Если вы не заметили – зима близко. Мы не хотим отсюда бежать; мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Нас осталось уже не так много, но еще пока достаточно, чтобы засеять тюремные земли и прокормить себя. Все, о чем мы просим, – это запечатать нас в этой тюрьме. Закрыть двери, выбросить ключ и запрограммировать охранных дронов убивать каждого, кто нарушит периметр. Мы не хотим бежать, мы хотим спастись.